Газета Завтра 583 (4 2005) (Газета «Завтра») - страница 67

Тимофея Мигачева Иванов знал и почитал как удивительно цельного, сердечного человека, сохранившего на склоне лет ясный ум, живую отзывчивую душу. Сделав однажды с него рисунок, художник почувствовал, что из наброска может родиться картина. Неожиданная смерть модели заставила художника написать другую работу, посвященную светлой памяти закончившего свой путь великого труженика, за личной биографией которого встает прошлое нашей Родины.

Тема похорон, прощания с земляками постоянно возникает в его позднем творчестве. Иванов с горечью замечает, как все больше редеет круг его моделей с дорогими ему чертами и душевными качествами, а вся созданная галерея образов на глазах превращается в легенду, былинный сказ. Сюжет картины "Похороны в Исадах" (1983) не сулит зрителю радужных перспектив, отражает естественный ход бытия, в котором неубывающее количество горя, страданий уравновешено "неистребимыми чувствами любви, надежды, веры". В итоге продолжительных поисков композиции выкристаллизовалось решение, примирившее, подобно траурному реквиему, скорбный пафос похорон с просветленной и величавой эмоциональностью сострадающих персонажей.

В "Похоронах" (1999) Иванов воссоздал, несомненно, виденную, остро драматичную сцену: женщины "неперспективной" деревни несут на кладбище гроб с односельчанином, единственным и последним. В шагающих по снегу фигурах читается трагическое осознание смерти, сквозит сдержанная, мужественная печаль, далекая от уныния и безысходности. Каждодневная борьба за жизнь закалила их характеры, приучила стоически преодолевать горе, с надеждой смотреть в будущее, верить в собственные силы и высшую, неподкупную справедливость.

Иванов — истинно народный художник, всем существом укорененный в национальной почве, имеющий точное представление о главных житейских основах проживания родного этноса. Односельчане давно считают его своим, он в свою очередь ощущает себя одним из них, живущим со всеми одними интересами и заботами. Его подход к изображению крестьянской стихии реалистичен и субъективен до прозрения её важнейших истоков и вековечных устоев. Вместе с тем, образные трактовки и художественные оценки мастера пронизаны историзмом, обусловлены конкретными социальными условиями и новыми моральными устоями жизни крестьян.

Художник ясно видел, что они что-то утратили, но и многое получили в процессе социальных преобразований, проводившихся под сильным давлением внешней угрозы жесткими, авральными методами, но в итоге открывших путь к более высокому уровню свободы и демократии. При всех изъянах колхозного строительства его участники познали опыт честного существования, свободного от корысти и зависти. И это не могло не сказаться на их духовном и физическом облике, хотя до полного расцвета их телесной и душевной красоты было еще далеко. Художник имел ясное представление о реальных противоречиях общества иного развития, знал недостатки и слабости своих современников, их беды и горести. Но он наблюдал и немало счастливых мгновений, когда личность крестьянина, как бы освобождалась от случайных зависимостей, представала в своей подлинной ипостаси, внутренне наполненной, гордой и независимой. Его концепция человека земли построена именно на таких наблюдениях, удовлетворяющих самым светлым и здоровым запросам человеческого естества, неискоренимой жажде добра и правды. Все в его героях от величественной осанки, ладных пропорций, до этнически оправданного, гармоничного строения фигуры, особой психической значительности нерушимо запечатлевает "огромную красоту человеческого существа". Преобладающий в облике его героев дух устойчивой завершенности чем-то сродни прекрасным творениям древних эллинов. Художник мобилизует все средства, чтобы облечь свои художественные идеи и замыслы в совершенную форму, связать заложенные в ней различия и контрасты мелодическим ладом. И все же мера гармонии и диссонанса, прекрасного и безобразного в произведениях Иванова заметно отличается от изящных соразмерностей, лежавших в основе классических творений прежних эпох. Она продиктована историческими коллизиями и нравственной атмосферой другого времени, возросшим пониманием сложности, конфликтности общественной жизни, более социальным отношением к судьбе и положению человека в мире.