Танька передала трубку Гэри.
– Кончай реветь, ты сама во всем виновата! – сказал Гэри участливо, но по-мужски твердо. – Я тебе говорю, хочешь, я все исправлю. Дай слово, что перестанешь крутить ему мозги, он сегодня же будет у тебя.
– То есть как? – спросила я.
– Оставишь его у себя ночевать? Он приедет и будет с тобой. А если ты хочешь его до скончания лет мучать, он больше не хочет.
У меня не укладывалось услышанное в голове. То есть как? Значит, мне вот так открыто, грубо предлагалось переспать с Роном… если же я не согласна, то он уходит?
– Именно так, – подтвердил Гэри.
– Все понятно, – сказала я, чувствуя, как мои слезы твердеют и все внутри становится невозмутимым и железным.
– Пусть не приезжает. Я не буду с ним спать, – сказала я.
– Ну, как хочешь. А чего ж тогда плачешь? Сдвинутая ты, ей-богу.
Было ясно, Рон никогда и не думал влюбляться в меня. Он просто относился ко мне как к дворовой девке, на одну ночку. Пусть они какой-то другой дуре эти басни рассказывают: я-то знаю, что не бросают человека, которого любят… не бросают вообще, и точка! А уж тем более за то, что после трех свиданий он с тобой не переспал. Это абсурд.
Что же, придется это проглотить.
По тем временам я не могла еще ни понять, ни воспринять, что если в Союзе (или, по крайней мере, в Нальчике), переспав так быстро с парнем, девушка теряла все шансы на серьезные с ним отношения, то здесь, в Нью-Йорке, было как раз наоборот. Девушка теряла все шансы на дальнейшие отношения – если не спала с парнем в первые же ночи.
Я уже знала, что здесь, в этом обществе, у них все наоборот, но просто знать – было недостаточно. Я не могла этого воспринять.
* * *
Стиснув зубы, одеревенев и потускнев, продолжаю жить дальше.
Постарею, побелею, как земля зимой…
Я тобой перестрадаю, ненаглядный мой….
Как эти русские песни умело описывают то, что человек чувствует! Не больно мне. Нет боли. И слез нет. Мне всё все равно. Ну их всех к черту.
А глубоко, глубоко внутри, так глубоко, что я не позволяла себе и заглянуть так глубоко, утвердилось, забетонировалось то, что после Вовки казалось случайностью, а после Лениной холодности, его, Лениной, виной. Вовка, Леня… Рон: а проблема ведь не в них, а в тебе самой. Просто ты – непривлекательная. Урод – не урод, а сильных серьезных чувств возбудить не можешь. Не дано тебе. Такой родилась! Сможешь с этим смириться?
* * *
Моисей, хотя и не смог вывести меня из депрессии, однако многому научил. Он научил меня, например, тому, что ни одно чувство или состояние, которое испытывает человек, – не случайны, а есть результат причинно-следственной связи.