– Не права ты, Фира, – говорит седоволосая Циля, тоже таким тоном, каким уговаривают малых детей. – Молодые должны жизнь свою устраивать, ты им в этом не должна мешать.
– А я и не мешаю. Я их не вижу и не слышу. Только нет у меня в этом мире ни одной живой души. – Она монотонно, как маятник, утвердительно кивает головой. – И жизнь моя никому не нужна. Лучше бы я с ним вместе на тот свет ушла. Лучше бы не он, а я умерла… – Фира плачет несколько минут, потом утирается дрожащими руками. – Только зачем было везти меня сюда, чтобы потом бросить. Бросили бы уж там – и все. Там у меня подруги были.
– Что ты гонишь, бабка?! Я сам видел, твои сыны постоянно приезжают навещать тебя! Кто тебя бросил? Они не живут с тобой, да ты же знаешь, здесь не принято, чтобы дети с родителями вместе жили!
– Приезжают? Раз в году? – говорит Фира.
– А подруги твои будут с тобой жить! Нужна ты им, – усмехается Семен.
– Ты прав, никому не нужна… Не нужна… Не нужна… – тихо говорит Фира, как бы себе самой, и взгляд у нее становится вдруг совершенно отсутствующим, равнодушным.
Машинально повторяя себе под нос «не нужна, не нужна», она медленно проходит мимо нас и идет куда-то вперед, но недалеко. Максимум, куда она может дойти, это до угла, затем возвращается назад, потом снова уходит. Едва Фира отходит от нас, как сидящие начинают разговор, осуждающий ее как эгоистку, истеричку, душевнобольную и даже высказывается предположение о том, что Фира не может жить без «мужчины», ну, то есть, вы понимаете, ей каждую ночь нужен мужчина. Есть даже люди, которые видели, как она ночью приводила с собой мужика из дома престарелых, куда ей кто-то посоветовал ходить на танцы для пожилых. Мужик этот походил-походил пару раз, а потом исчез, как видно, понял, что она чекнутая.
Сверху послышался стук растворившегося окна, и в одном из окон второго этажа показалась опасливо и враждебно озирающаяся физиономия Нины. Она недовольным взглядом окинула наше общество.
– Опять газ пускают, гады, покоя от них нет, – бормочет она себе под нос.
Захлопнула окно. Оба окна бесшумно покрылись занавесками.
– Ушла в свою крепость, – усмехнулась Циля.
– Верно, ее опять кто-то газом травит, – заметила Клара. – Пусть лучше сидит взаперти.
– Боится выходить на воздух…
Мимо нас проходит Крэг, американец, который возвращается с прогулки со своей аравой бездомных кошечек и собачек, которым он поприделывал самодельных ошейников. Он здоровается, проходя мимо, и все сидящие здороваются с ним тоже. После того как Крэг скрывается за стеклянной дверью подъезда, никто из сидящих почему-то не говорит ничего – ни осуждающего, ни одобряющего Крэга. Как если бы Крэг и вовсе не проходил мимо.