Человек, живущий у себя на родине, в естественной обстановке, даже не может себе представить, каким богатством звуков, шорохов, запахов, ассоциаций… наполнен один, самый простой, самый неприметный день его жизни. Оценить это он сможет, лишь попав в эмиграцию, потеряв это все, а затем, пережив заново забытые ощущения во сне…
Опавший лист, вид простого дерева, запах хлеба, вкус молока, вид подоконника, запах кресла, ощущение школьной парты, мела в руке… Миллионы, миллионы разных ощущений, реакций, эмоций за день.
Зрение мое продолжало функционировать: я видела. Поврежден был другой орган, посредством которого я воспринимала все, что я видела. Повреждено было нечто жизненно важное, без чего ни зрение, ни слух, ни обоняние, ни осязание – сами по себе не имели значения. Этот неизвестный пока науке орган был основной мощной машиной, ответственной за усвоение информации, которую зрительные или слуховые рецепторы лишь как посредники ему передавали.
Зрение и слух информацию передавали исправно, а что-то во мне информацию не усваивало. Реакций никаких не следовало. Потому зрение, слух и другие органы чувств – работали вхолостую.
* * *
Было такое ощущение, что на планете Земля что-то мощно лопнуло и исчезли все звуки, даже шорохи. Была только ватно-глухая, закладывающая уши тишина.
Ничего, кроме серого грунта на планете Земля не осталось. Все автобусы, улицы, здания, живописные парки, уютные аллеи – все было сделано из картона, как театральная декорация, но так искусно, что простым глазом не отличить. Вместо людей по улицам ходили какие-то синтетические их копии – человекозаменители.
Трава, листья, цветы были чем-то вроде искусственного парика на лысине Земли. Яркие дыни, ананасы, яблоки – все было не настоящее, а сделано из парафина. Даже вкус винограда, персика и помидора был одинаковый – никакой.
В этой технически высокоразвитой стране все было воспроизведено точь-в-точь, как в реальной жизни. Вакуумная пустота Земли была очень правдоподобно завалена декорациями, звуками, речью. Даже до неба добрались, даже свет солнца удалось им скопировать. Синтетические тела людей были искусно доведены до температуры, положенной температуре человеческого тела.
Однако и садиться в картонный автобус, и заходить в картонные учреждения, и говорить с синтетическими куклами, делая вид, что это важная речь, что это жизнь, дома, хрустя жевать парафиновые продукты, – все это было бы еще полбеды, если бы в этой неживой атмосфере синтетической или неживой не стала я сама.
Организм мой жил и функционировал так же бесчувственно, как бесчувственно лежит тело под прочной дозой наркоза, в то время, как хирург его оперирует.