— Баул с мыльно-рыльными у неё?
Дождался моего кивка, и прошёл в ванную.
Присев на освободившееся место, я собрал со стола пустые бутылки, сгрёб в кучку стаканы, радуясь, что разбитых среди них не нашлось, и засунул весь хлам в бумажный пакет с ручками. Потом привёл себя в порядок, причесался, почистил одежду и попытался даже разгладить её руками. В дверь тихо и вежливо постучали. Я подошёл к двери и тихо спросил:
— Кто там?
— Уборка, сэр. Вам требуется уборка номера?
Я оглянулся. В принципе, если не считать смятой постели, спёртого воздуха, и валяющихся горой сумок, в номере был порядок. Я взял пакет с мусором и, открыв дверь, сунул его прямо в руки удивлённому уборщику.
— А почему так рано?
— Не рано, сэр. Десять часов. Всё по графику.
— Десять? — я захлопнул дверь перед его носом и посмотрел на мирно спящего под столом Мика. Хорошо, что самолёт не рейсовый, а зафрахтованный, подумал я. К восьми тридцати мы опоздали полтора часа назад.
Из ванной раздавались еле слышные стоны. А что, тоже неплохой способ взбодрить организм, сказал я про себя, снял трубку и заказал четыре кофе. В этот момент под столом послышался странный звук, казалось, будто одинокая мышь пытается доскрипеться до своих через стену, и над столешницей появилась рыжая, ещё более всклокоченная, чем вчера, голова.
— Тх..э. Сттт? — вопросительно произнёс Мик.
Открылась дверь душевой и в комнату вошли мокрые, румяные и счастливые Бобёр и Энн. Мик перевёл на них изумлённый до обалдения взгляд, помолчал и повторил:
— Тамхх… истфф?
Каким-то чудом Бобров его понял, посмотрел на часы и ответил:
— Десять, десять.
— Аа!!! — Мик пулей вознёсся над столом, мгновенно схватил бутылку пива, зубами сорвал пробку и одним глотком осушил её. Постоял, ожидая, когда прекратится карусель перед глазами и почти нормальным голосом сказал:
— We’re fucked up, guys! (я не рискнул приводить эту фразу в переводе, чтобы не использовать нецензурную лексику в тексте. Но смысл приблизительно передаёт фраза «Мы пропали, парни»).
— Почему? — спросили мы в три голоса.
— Наш самолёт улетел в восемь тридцать.
— Но ты же сказал, что зафрахтовал его, — напомнил Бобров. — Неужели он тебя не дождётся?
Под осуждающие взгляды всех троих Мик выпил последнюю бутылку пива, обвёл нас грустными глазами и печально сказал:
— Ничего я не фрахтовал, парни. Я вешал вам на уши лапшу. Меня самого посадил на хвост один курьер. А теперь я опоздал, и мне конец. Остаётся только нажраться в хлам и покорно ждать своей участи.
Он поискал глазами на столе бутылку, не нашёл и вопросительно посмотрел на меня.