– Знаешь, – говорю я, – в Ботсване для дождя и денег одно слово – «пула». Там дожди настолько редки, что им буквально нет цены.
– Правда?
– Правда. Всем известно насчет ритуальных плясок, вызывающих дождь, но в некоторых культурах люди идут дальше ради спасения урожая. Например, в племени все, кто родился во время дождя, на учете; когда наступает засуха, этих «счастливчиков» отправляют скитаться в саванну, рассчитывая, что своей удачливостью они добудут дождь для всего селения.
– Я смотрю, ты очень много знаешь про дождь.
– Про дождь я знаю всё.
– Потому что ты выросла в Сиэтле?
Я хмурюсь, хотя Джонас угадал правильно. А он продолжает:
– Не представляю, как это люди живут при постоянном дожде.
– Сиэтл даже не входит в десятку самых дождливых городов. И еще – солнечные дни в Сиэтле прекрасны, как нигде больше. И еще: когда все затянуто пеленой облаков, это очень, очень красиво; и там мой дом, и я его люблю. – Джонас достается сердитый взгляд. – Неплохо бы тебе это понять.
Джонас смотрит мне в глаза. Очень надеюсь, он уловил мой посыл.
– Я понимаю, Вив. Правда.
Я веду себя ужасно и сама это знаю. Грублю. Упрямлюсь. А дело в том, что факты – это одно, а ощущения – совсем другое. В смысле, моя душа не ценит факты, о которых известно моему разуму. Как бы объяснить? Ну вот, например: я не голодаю, не умираю от рака. По ночам я сплю в уютной, теплой постели; могу есть мороженое, когда заблагорассудится. В эту самую минуту ощущаю запах соленой океанской воды и сырого песка и бриз ерошит мои волосы. Разумом я понимаю: мне повезло. Но я не чувствую себя везучей. Хочется начать все заново; чтобы душа, явившись из космоса, вселилась в другую девочку, у которой была бы совершенно другая жизнь. И обязательно – совершенно другой отец, не такой, как у меня.
– О тебе спрашивали, – продолжает Джонас. – За два месяца ты сумела целый город очаровать.
Я только фыркаю, вспомнив утреннего визитера. Пробуждается любопытство, я готова нарушить собственное правило – лично встречаться со скелетами из чужих шкафов. Офицер Хайаши – он ведь носит обручальное кольцо, но душевная боль в прямом смысле проступает сквозь поры его кожи.
– Слушай, а что за проблема у Хайаши? Он женат, верно?
– Был женат. Его жена и дочь погибли в автокатастрофе. Мне тогда было лет семь. Может, восемь. Дочь Хайаши уже училась в колледже.
Рука сама взлетает к лицу. Боже, как стыдно! Я могу только шептать.
– Он потерял всю семью? Бедный!
– Не всю. У Хайаши остался сын. Он уже взрослый, женат, дети есть, наверно. Он в Портленде живет.