– Телла? Ты цела?
– Скарлетт? – ответила Телла, тяжело дыша.
– Да! Сейчас войду!
– Нет! Не надо!
Еще один глухой удар.
– Телла, что происходит?
– Ничего… Не входи… и все.
– Телла, если с тобой что-то случилось…
– Ничего не случилось. Просто… я… занята.
Скарлетт задумалась: нет, что-то все-таки случилось. Донателла была словно сама не своя.
– Скарлетт! – крикнула она внезапно прорезавшимся голосом, как будто могла увидеть, что сестра взялась за ручку. – Если откроешь дверь, я с тобой разговаривать больше не стану!
Фразу Теллы эхом подхватил низкий мужской голос:
– Ты слышишь, что тебе говорят?
Разлетевшись по искривленному коридору, эти слова рикошетом ударили Скарлетт в лицо, как нежданный порыв леденящего ветра. Уходя прочь, она ощущала всевозможные ягодные оттенки собственной глупости: мысли о Телле все это время не давали ей покоя, а та о ней нисколько не тревожилась. Может, даже вовсе не вспоминала. А если и вспоминала, то уж точно не теперь – в постели с мужчиной.
Удивляться не следовало. Младшая сестра всегда была сумасбродкой, вечно искала приключений. Сейчас Скарлетт ранило не это. Относясь к Телле как к самому важному человеку на свете, она каждый раз горько разочаровывалась, видя, что та не отвечает ей столь же сильной привязанностью.
Исчезнув с острова Трисда, мать девочек, Палома, погасила все светлые лучи, какие только были в душе их отца. Его обращение с дочерьми превратилось из строгого в суровое, наказания за непослушание стали жестокими. Если бы не исчезновение Паломы, все было бы иначе. Поняв это, Скарлетт поклялась, что никогда не оставит Теллу одну. Будучи старше всего на год, не доверит заботу о ней никому из взрослых. И всегда ее защитит, – если придется, то и от нее самой. Испорченная такой опекой, младшая сестра слишком часто думала только о себе.
В конце коридора Скарлетт упала, ударившись о грубые доски. Ей стало холодно – то ли от сквозняка, то ли оттого, что Телла предпочла своей Скар какого-то молодого человека, чьего имени, возможно, даже не знала. Если старшая сестра опасалась мужчин, то младшая, напротив, стремилась к ним, выбирая худших в надежде получить любовь, которой не получила от отца.
Скарлетт подумала, не вернуться ли ей в собственную, жарко натопленную комнату, не спрятаться ли под мягкими одеялами. Но и тепло всех печей мира не соблазнило бы ее настолько, чтобы она согласилась лечь в одну постель с Хулианом. Можно было спуститься в холл и попросить у хозяйки отдельную комнату, однако Скарлетт чувствовала, что это неразумно: ведь, уговаривая ее впустить своего спутника, она сама сказала, будто они вот-вот поженятся. Глупый Хулиан! «Глупый, глупый, глупый…» – вертелось у нее в голове, пока веки не отяжелели.