Россия и Германия. Друзья или враги? (Гаспарян) - страница 102

Но как раз им места в Ставке Гитлера зачастую не находилось. Однажды фюрер не пожелал даже выслушать генерал-полковника Гудериана. А все потому, что «быстрый Гейнц» имел наглость настаивать на своем: прорвать оборону русских силой даже 2 тыс. танков невозможно. Возможно, именно назло ему в приказе войскам Гитлер указывал: «На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».

В Берлине размышлять о последствиях очередного непродуманного наступления не хотели. Гитлеру было некогда. Его занимали совсем иные вопросы. Например – ядерные исследования Третьего рейха. Основной докладчик по вопросу – личный фотограф Генрих Гофман. Казалось бы: где проявитель и закрепитель и где обогащение урана? Но дело в том, что фотограф дружил с министром почт рейха. А тот, в перерывах между контролем сортировки и доставки писем, проявлял интерес к этой насущной проблеме. И для удовлетворения собственных интеллектуальных запросов создал небольшую личную научно-исследовательскую лабораторию. Естественно, за счет бюджета рейха. Не самому же все оплачивать, в самом-то деле.

Любой другой руководитель страны, узнав о подобном, спросил хотя бы сам у себя: насколько человек, ответственный за функционирование почты, может быть компетентен в вопросах создания центрифуги? Если он настолько подкован в физике – его следует без промедления перевести на соответствующую работу. Если нет – не тратя времени напрасно, выгнать с занимаемой должности и отдать под суд за бездумную трату рейхсмарок в момент, когда страна ведет тотальную войну. Но ни один из двух возможных вариантов действия Гитлера не интересовал. Он предпочел выслушать Гофмана и затем разразиться перед ним очередным монологом о собственной гениальности.

В Берлине размышлять о последствиях очередного непродуманного наступления не хотели. Гитлеру было некогда. Его занимали совсем иные вопросы.

Он все еще верил, что божественная воля провидения будет сопровождать каждый его шаг. И действительно, первые дни наступления вселили в руководство рейха надежду, что в войне наступил долгожданный перелом. Германская хроника с упоением передавала сообщения с Восточного фронта. А между тем в Москве, в Ставке Верховного главнокомандования, был разработан альтернативный план летней кампании 1943 года. По свидетельству начальника Генерального штаба маршала Василевского, Рабоче-крестьянская Красная армия готова была перейти в наступление, если бы Гитлер продолжал откладывать свой реванш за Сталинградскую трагедию.