— Синьорина, позвольте мне вопрос. Вам, судя по паспорту, двадцать четыре года?
Долорес утвердительно кивнула.
— А мистеру Тэйтону тридцать шесть лет.
Долорес снова кивнула.
— Между вами двенадцать лет разницы, при этом вы любите этого человека и надеялись стать его женой? — голос следователя стал вкрадчив и по-лисьи осторожен. — И вы любили и надеялись и раньше, несмотря на то, что возраст миссис Тэйтон — двадцать девять лет? Простите, синьорина, но на чём была основана ваша надежда? Разве не резонно было предположить, что никаких надежд у вас нет и быть не могло? Мистер Тэйтон — католик, жена его совсем молода. На что вы надеялись? Что переживёте его жену? Или что он переживёт свою жену, которая на семь лет моложе его? Но, согласитесь, разумный человек на такое рассчитывать не может.
— Надежда умирает последней, — Долорес перестала улыбаться и тяжело вздохнула.
— Не морочьте мне голову, синьорина. — Аманатидис встал. — Вы либо всё это время планировали убийство, либо знали некий факт, который бы питал ваши надежды.
— Я его знала.
Тэйтон едва заметно дёрнулся, но головы не поднял, а Дэвид Хейфец побелел.
— И что был за факт?
— Я знала, что Арчибальд любит меня, и готова была ждать годы.
Аманатидис почувствовал, как из полосы света, в которую он вдруг вступил, его вновь втягивают в долину Теней.
Неожиданно в кармане следователя завибрировал телефон. Аманатидис недовольно выхватил его, желая отключить, но замер. Звонил Теодоракис.
— Босс, нужны отпечатки пальцев всей компании. Мы нашли его.
— Что? Шутишь? Орудие убийства?
— Да, он швырнул его с обрыва, но в воду ничего не попало, там отмель, как раз напротив виллы. Йоргос сказал, что отпечатки сохранились!
— Чудеса, — Аманатидис дал отбой и с новым чувством продолжил допрос. — Так, значит, вы удивились, когда увидели миссис Тэйтон мёртвой? — следователь специально употребил то же самое слово, что то ли по ошибке, то ли нарочито произнёс Карвахаль.
Долорес долго молчала, потом кивнула.
— Да, я… очень удивилась.
— Чему? Смерти миссис Тэйтон? Почему?
После долгого молчания Долорес наконец проронила:
— Я не… ожидала, что её могут убить.
Аманатидис беспомощно огляделся. Истина ускользала от него. Но тут его взгляд упал на Стивена Хэмилтона, нервного, напряжённого и натянутого, как струна. Этот человек был глупцом, но его истерика могла быть тем толчком, который был нужен ему. И Аманатидис сыграл ва-банк.
— Мистер Хэмилтон, а как, по-вашему, можно ли было в эти дни ожидать смерти миссис Тэйтон?
Химик вздрогнул и вскочил.
— Да, я видел и знаю это.