— В эту ночь дежурить будем мы: я с Бельграно и Лану. А вы должны выспаться и заступить на дежурство с рассветом.
Берта Винкельман кивнула и принялась уговаривать супруга согласиться. Это стоило ей некоторого труда: Винкельман по-прежнему рвался на раскоп и не соглашался, хоть раскачивался как мачта парусника в штормящем море.
Наконец Берта применила власть.
— Genug, du mußt schlafen[4]!
Эти слова прозвучали приказом фюрера, Винкельман неожиданно согласно и как-то безмятежно кивнул, и супруга отконвоировала его на третий этаж.
— Вот как наводится порядок в идеальной семье, — пробормотал появившийся сверху Хейфец, — немецкая речь — мороз по коже еврея, — ещё тише пробурчал он.
— А как наводится порядок в вашей семье, Дэвид? — поинтересовалась Долорес Карвахаль.
— У меня нет ни жены, ни детей, — сообщил Хейфец.
— И что же, получается, ты имеешь от жизни, кроме сплошных удовольствий? — укоризненно спросил Лану.
Хейфец только вздохнул.
Похоть — дитя роскоши, изобилия и превосходства.
маркиз де Сад
Утром Хэмилтон ради любопытства сходил на нижний раскоп, где уже с шести утра торчал проспавшийся, но несколько отёчный Винкельман, то и дело прихлёбывавший из литровой бутыли из-под «Фанты» по совету поварихи Мелетии огуречный рассол, и сидели полусонные Карвахаль и Рене Лану. Гриффин тоже был тут, и самолично, стоя на карачках, расчищал скелет. Франческо Бельграно, несмотря на бессонную ночь, был свеж и полон энтузиазма: найденные в захоронении печати, невиданной им ранее формы, должны были стать темой его новой статьи, а две геммы, которыми он в этот момент любовался, озаряли его лицо странным светом.
Хэмилтон посмотрел на геммы. На одной было выпуклое цветное изображение квадриги, а вторая изображала бытовую сценку — ребёнок тянул бледные полупрозрачные ручки к матери, тоже протянувшей руку навстречу мальчику. Стивена поразила сохранность камей — они выглядели так, словно были выточены вчера.
— Как они их делали? — не удержался он.
Бельграно не затруднился.
— Станок с приводом, набор резцов и абразивы, конечно. Минералы, а тут использовали только агат, сердолик, гранаты, гематит и сардоникс, настолько твёрдые, что металлический инструмент не оставлял на них даже царапин.
— И сколько на одну такую уходило времени?
— Дело долгое и кропотливое, — кивнул Бельграно, — но камеи поистине вечны. Разрушительное время над ними не властно.
Винкельман и Гриффин уже проводили съёмку, параллельно переругиваясь. Важной находкой оказался найденный в захоронении египетский скарабей, с вырезанным изображением фараона и надписью «мен-хепер-ра», это было одно из имён Тутмоса III, правившего в середине пятнадцатого века до нашей эры. Но на одном из керамических сосудов с росписями проступило изображение женщины в разукрашенном платье. Изображение Гриффин отнёс к минойской культуре, а значит, роспись была сделана на Крите, но саму вазу привезли из материковой Греции. Он датировал её тысяча четырёхсотым годом, и спор из-за этих разногласий не угасал до ланча.