Хэмилтон не знал, перевели ли Тэйтону содержание надгробной надписи, обнаруженной на Нижнем раскопе, или Лану скрыл её от него, но, в принципе, это было ему глубоко безразлично. Ему нужна была только Галатея.
Но она, как сказал Хейфец, снова приболела.
* * *
В четверг Стивен, выйдя утром в гостиную, неожиданно попал на праздник, впрочем, совсем небольшой.
Рамон Карвахаль отмечал в кругу коллег свой день рождения, стол был украшен цветами, несколькими тортами, бессчётным количеством спиртного и какой-то мешаниной, которую приготовила Долорес Карвахаль. Её называли национальным испанским блюдом, но Хэмилтону наложенное ему в тарелку месиво совсем не понравилось, оно было острым и пряным. Миссис Тэйтон не вышла из своей комнаты, сославшись на головную боль, и мир померк для Хэмилтона: он не видел её уже больше недели и умирал от тоски.
Стивен уже не мог жить без её божественного тела, хищной красоты жадного рта и изощрённого умения любить. Мир несколько сузился для него, сконцентрировавшись только на ней, на даримом ею наслаждении и на его собственной опьяняющей страсти. Все остальное было неважно, вторично, неинтересно, всё заполонила собой Галатея. Хэмилтон с тоской слушал тосты, которые произносились в честь испанца, но думал только о той комнате на вилле, где была сейчас Галатея, и мечтал о ней. Однако увидеться или хотя бы — перекинуться взглядом, возможности не было. Тэйтон почти не пил, хотя произнёс восторженный тост за здравие Карвахаля, Хейфеца же нигде не было, и он наверняка, как Цербер у врат Аида, стерёг Галатею.
Хэмилтон, не находя себе места от тоски, ещё слабый после перенесённой простуды, молча пил виски, то и дело подливая себе в стакан. От выпитого становилось легче, напряжение спадало. Мельком он замечал на себе взгляды археологов, мягкие, но несколько озабоченные, однако не обращал внимания. Эти люди были ему безразличны, а их озабоченность раздражала.
Когда все встали из-за стола и собрались на раскоп, к нему в коридоре подошёл Лоуренс Гриффин.
— Мальчик мой, вы так бледны. Может, вы рано поднялись?
Хэмилтон не знал, что на это ответить, просто вяло пожал плечами.
— Я хотел помочь фрау Берте, в лаборатории много работы, — ответил он наконец.
— Мне кажется, она справляется, — довольно заметил Гриффин. — В общем, смотрите сами по самочувствию: если будете себя нормально чувствовать, помогите ей, если нет — полежите ещё денёк.
— Благодарю вас, профессор, — Хэмилтон был действительно рад хоть на сегодняшний день избавиться от необходимости сидеть с Бертой Винкельман в лаборатории. Анализы можно сделать и завтра.