– Раз Фэнни переехала сюда, значит, жизнь у нее наладилась, – сказала моя собеседница. – Раньше она жила на Рейлтон-стрит. Ну, мы знаем, что это такое. В квартире одна жилая комната – спальня вместе с гостиной, – и говорят, в некоторых домах за ночь столько денег переходит из рук в руки, что не поверишь. Чего там только нет.
Я сумел узнать номер дома и поехал на Рейлтон-стрит. Она представляла собой ряд мрачных, обезображенных домов с шелушащимися портиками и убогими фасадами. В окнах висели грязные кружевные шторы, перед полуподвальным окном поднимал голову закопченный лавровый куст. Я насчитал девять кустов перед двенадцатью домами; остальным кустам даже не хватало предприимчивости создать горсточку покрытых сажей листьев и расщепляющийся ствол. Это был до того явный шаг вниз, что я удивился: как обладавший такой культурой Ван взял в секретарши девушку из этого района? Но вспомнил Фэнни и подумал, что она преобразила бы даже это невыносимое окружение. Домовладелица сказала сразу же: «Если вы пришли к ней, то ошиблись адресом» – и захлопнула бы дверь у меня перед носом, не сунь я ногу между дверью и косяком.
– Я навожу справки для полиции, – солгал я.
Дверь открылась пошире; сморщенное лицо домовладелицы выразило что-то похожее на любезность.
– И меня это не удивляет. Знала бы я, что это за девица, ни за что не позволила бы ей жить в моем доме. Никто не скажет, что я нетерпима, но когда доходит до шашней с желтокожими, это переходит всякие границы. – Она развела пухлыми руками, широкое обручальное кольцо глубоко врезалось в бледную плоть. – Я не хотела иметь с ней никаких дел после того, как она связалась с этим китаезой.
– Этот китаеза, как вы его называете, был очень известным человеком, – отчеканил я, напрягая голос, как напрягают ремни катапульты для придания выстрелу наи-большей силы. – Мисс Прайс работала у него секретаршей.
– По мне будь он хоть китайским принцем, – упрямо заявила эта особа. – Хочу только сказать, что есть достаточно белых мужчин, у которых девушка может найти работу. Я всегда терпеть не могла иностранцев. Когда он однажды пришел и сказал: «Я подожду у нее в комнате, раз ее нет дома» – я его сразу выпроводила. Заявила, что в комнатах у моих жильцов не бывает мужчин. Это приличный дом, и пока он принадлежит мне, он будет приличным. А когда она вернулась – в три часа ночи, можете поверить, – я сразу же сказала: «Если хочешь играть в свои грязные игры с желтокожими, то играй не в моем доме». И это был у нее не единственный китаеза. Я собственными глазами видела ее сидящей в кино с другим. Так вот, мне нужно зарабатывать на жизнь, заботиться о других постояльцах. «Убирайтесь отсюда, – сказала я ей. – И не думайте о плате за неделю. Если останетесь тут, я потеряю больше».