— Я так не смогу, — всхлипнула Лил, вытерла остатками шелковой блузы нос и искоса глянула на учителя: — А зачем ты пришел?
— По делу, — строго сдвинул брови Инквар, отлично понимая, что сейчас вдребезги разобьет радужный шар ее грез.
Разумеется, девчонка невероятно обрадовалась бы, если бы он рассказал, как мчался сюда ее спасать, вот только ничего подобного говорить Инквар и близко не собирался. Избави боги от подобной глупости. Лил и без того смотрит на него умильными глазами и, когда он разговаривает с другими женщинами, начинает мрачнеть и дуться, по-детски полагая, будто искусник этого не замечает и не понимает причин ее злости.
Все он видел, но нарочно делал безразличное лицо, отлично зная: стоит дать ученице хоть каплю надежды, и тогда будет почти невозможно объяснить, как бесплодны ее ожидания.
— Полагаю, ты и сама понимаешь, — продолжил он. — Если мы хотим добра этим гостеприимным людям, то нельзя раскрывать всем наши настоящие имена и положение. Мне придется побыть помощником ювелира, а тебе ученицей травницы, желающей освоить ремесло плетения серебряных цепочек. Поэтому одеваться тебе придется соответственно, в простую белую одежду и платок.
— А лицо? — подозрительно кротко осведомилась Алильена.
— Что случилось с твоим лицом? — притворился непонимающим искусник.
— Я так и буду всю жизнь ходить с этими веснушками?
— Почему же всю жизнь? Мы поживем тут немного, подождем отчетов сыщиков, которых наемники пустили по следу твоего отца, а как только появится хоть малейшая зацепка, отправимся дальше. Думаю, Дайг и Гарвель не откажутся нам помочь.
— А я снова буду рыжим мальчишкой или горбуньей, — с ненавистью фыркнула Лил. — И сколько еще дней или лет? Он обещал, что потерпеть нужно будет всего пару месяцев, а скоро будет год, как мы ушли из дома. Я уже не узнаю своего лица в зеркале, разучилась ходить в юбке и есть вилкой! И если бы можно было точно знать, что все это не напрасно! Я, разумеется, очень хочу найти папеньку, но не могу не думать о том, как придется жить, если мы его не найдем. Ну конечно, остаться тут или в другой крепости нам с Ленсом не позволит совесть, ведь дядюшка немедленно объявит наемникам войну, а воевать честно он не привык, папенька не раз об этом говорил. Начнет угрожать, брать заложников, сговорится с баронами не пропускать обозы, которые охраняют воины гильдии, объявит за нас огромный выкуп или пообещает принять какой-нибудь очень важный для травниц и наемников закон. И как бы мы ни сопротивлялись, конец один — нас отвезут к нему в закрытой повозке и в тех же цепях… А у дядюшки мне можно будет все — смыть краску, нарядиться в самые красивые платья и украшения, делать любую прическу и целыми днями гулять по саду, лишь бы я выбрала в мужья одного из его сыновей! Он так и написал, я сама читала, хотя папенька считал, будто мне не под силу вскрыть его сейф! — Алильена почти кричала, зло глотая ручьем текущие по лицу слезы. — Но почему-то никого не волнует, как хочу жить я сама! Когда надевать платье, а когда дорожный костюм, когда гулять и когда выходить замуж!