Я сидел в машине рядом с домом отца, ожидая звонка из Шин Бет. После этого звонка у меня будет ровно шестьдесят секунд на то, чтобы убраться, прежде чем спецназ окружит дом. У них не было права на ошибку.
Я почувствовал угрызение совести, когда представил, как страшно будет маме и маленьким братьям и сестрам через несколько мгновений. Как обычно, им придется расплачиваться за все, что делали мы с отцом.
Я смотрел на мамин прекрасный сад. Она очень любила цветы, при любом удобном случае брала черенки и отростки у друзей и родственников. Она заботилась о растениях, как о детях.
— Сколько же цветов тебе нужно? — иногда поддразнивал я ее.
— Еще чуть-чуть, — всегда отвечала она.
Я вспомнил, как однажды она показала на один цветок и сказала: «Он старше тебя. Когда ты был ребенком, ты разбил горшок, но я сохранила растение, и вот оно все еще живо».
Будет ли оно живо через несколько минут после прихода солдат, которые разнесут все, что попадется им на пути?
Зазвонил телефон.
Прилив крови ударил мне в голову. Сердце бешено колотилось. Я завел машину и рванул к центру города, на новую конспиративную квартиру. Больше я не буду притворяться беглецом, я действительно стану им. Солдаты, которые предпочли бы скорее убить, чем арестовать меня, в этот самый момент вели поиски. Через минуту после моего отъезда десять машин с палестинскими номерами затормозили перед домом. Израильские спецподразделения окружили здание. Каждое окно, каждая дверь находились под дулом автомата. По соседству бегали дети, в том числе и мой брат Насер. Они прервали свой футбольный матч и застыли в ужасе.
Как только солдаты заняли позицию, загрохотали танки — более двадцати. Теперь весь город знал: что-то происходит. Я слышал рокот мощных дизельных двигателей из своего укрытия. Сотни вооруженных палестинских боевиков кинулись к дому отца и окружили АОИ. Однако они не могли стрелять, потому что дети все еще бегали вокруг, а внутри находилась моя семья.
Когда появились сотни вооруженных палестинцев, израильтяне вызвали вертолеты. Я вдруг засомневался в правильности своего решения сохранить жизнь смертникам. Если бы я позволил АОИ сбросить на них бомбу, моей семье и нашим соседям не пришлось бы рисковать сейчас. Если кто-то из братьев или сестер погибнет в этом хаосе, я никогда не прощу себе этого.
Чтобы наша сложная операция стала главной новостью в мире, я шепнул «Аль-Джазире», что готовится атака на дом шейха Хасана Юсефа. Все подумали, что израильтянам нужен мой отец, и хотели транслировать его арест в прямом эфире. Я представил себе, какой будет их реакция, когда громкоговорители начнут потрескивать, а затем солдаты потребуют, чтобы Мосаб, старший сын Хасана Юсефа, вышел из дома с поднятыми руками. Добравшись до своей квартиры, я уселся перед телевизором и наблюдал за разворачивающейся драмой вместе с остальным арабским миром.