С самого раннего детства Сабела и Тасним помогали маме по дому. Добрые, чистые и очень хорошенькие, сестры никогда не жаловались, хотя их игрушки пылились в углу, потому что у девочек не было времени на игры. «Ты слишком много работаешь, Сабела, — говорила мама старшей дочери. — Посиди, отдохни».
Но Сабела лишь улыбалась и продолжала работать.
Мы с братом Сохайбом рано научились разжигать огонь и управляться с печью. Мы по очереди готовили еду, мыли посуду и еще присматривали за Овайсом, младшим братишкой.
Наша любимая игра называлась «Звезды». Мама писала наши имена на листке бумаги и каждый вечер, перед сном, мы садились в кружок, и она награждала нас «звездочками» за наши дневные дела и успехи. В конце месяца тот, у кого было больше всего «звездочек», становился победителем, обычно это была Сабела. Конечно, у нас не было денег на настоящие призы, но это не имело значения. «Звезды» олицетворяли собой благодарность — мамину благодарность — и ценились как ничто другое, мы с нетерпением дожидались своей минуты славы.
Мечеть Али располагалась всего в километре от нашего дома, и я очень гордился, что мог пройти это расстояние самостоятельно. Я отчаянно хотел походить на отца, точно так же, как он хотел быть похожим на деда.
Через улицу от мечети Али раскинулось одно из самых больших кладбищ, которое когда-либо мне приходилось видеть. Предназначенное для умерших из Рамаллы, Аль-Биреха и лагерей беженцев, кладбище в пять раз превосходило наш район и было окружено оградой высотой в полметра. Пять раз в день, когда азан призывал всех мусульман к молитве, я ходил в мечеть и возвращался домой мимо тысяч могил. Для мальчика моего возраста это место казалось невероятно жутким, особенно ночью, в абсолютной темноте. Мне представлялось, как корни огромных деревьев пожирают тела усопших, и я никак не мог отделаться от этих видений.
Однажды, услышав призыв имама к полуденной молитве, я быстро умылся, побрызгался одеколоном, надел чистую и красивую одежду, похожую на ту, что носил отец, и отправился в мечеть. День был прекрасен. Подойдя к мечети, я заметил, что на улице припарковано больше машин, чем обычно, и группа людей толпится у входа. Я, как обычно, снял туфли и вошел внутрь. Сразу за дверью, на открытых погребальных носилках, лежал мертвый человек, обернутый белой хлопчатобумажной тканью. Я никогда раньше не видел покойника и хотя знал, что пялиться на него нельзя, не мог отвести глаз. Тело было завернуто в саван, видно было только лицо. Я внимательно всматривался в него, надеясь, что он снова начнет дышать.