.
Вначале Первой интифады из-за различий в идеологии пути ХАМАС и ООП разошлись. Членов ХАМАС переполнял религиозный пыл и вдохновляла теология джихада, тогда как ООП была движима национализмом и идеологией власти. Если ХАМАС призывал к забастовкам и грозился сжечь все магазины, которые остались открытыми, то лидеры ООП на другой стороне улицы угрожали поджечь те магазины, которые подчинились требованиям и закрылись в знак забастовки.
Единственное, что объединяло две группы, — это глубокая ненависть к тому, что они называли «сионистской сущностью». В конце концов организации договорились, что ХАМАС проводит свои забастовки девятого числа каждого месяца, а ФАТХ — крупнейшая организация, входящая в ООП, — первого. Когда объявлялась забастовка, все останавливалось: прекращалась торговля, не работал транспорт, закрывались школы.
Весь Западный берег замирал: демонстрации людей в масках, горящие автомобильные покрышки, граффити на стенах, приостановленная деловая жизнь. Любой мог надеть на себя лыжную маску и сказать, что он из ООП. На самом деле, никто даже не знал, кто скрывался под масками, все руководствовались личными амбициями и чувством мести. Вокруг царил хаос.
И Израиль не преминул воспользоваться неразберихой. Поскольку бойцом интифады мог предстать кто угодно, солдаты израильской службы безопасности надевали маски и внедрялись в толпы демонстрантов. Они могли войти в любой палестинский город в разгар дня и проворачивать блестящие операции, ибо были одеты как бойцы палестинских организаций. И поскольку никто не знал, кто конкретно скрывается под той или иной маской, люди делали то, что им говорили. Никто не хотел, чтобы его избили или назвали израильским коллаборационистом, что обычно означало виселицу.
Хаос и путаница толкали нас на всякие глупости. Пару раз во время экзамена мы с приятелями подговорили старших знакомых прийти в школу в масках и сказать, что объявлена забастовка. Это казалось нам отличной затеей.
Короче говоря, мы стали злейшими врагами самим себе.
Для нашей семьи те годы были по-настоящему трудными. Отец все еще сидел в тюрьме, а из-за бесконечной череды забастовок мы, дети, почти целый год не ходили в школу. Братья отца, религиозные лидеры, равно как и все остальные, казалось, решили, что главная задача всей их жизни — муштровать меня. Поскольку я был старшим сыном шейха Хасана Юсефа, они предъявляли мне очень высокие требования. И когда я не оправдывал их ожиданий, мне доставались подзатыльники. Не важно, в чем я провинился, даже если я ходил в мечеть пять раз в день, этого было недостаточно.