ли я знать, чего хочу? Не банально ли – хотеть это знать? Не лучше ли было остаться веселой раздолбайкой?!
«У меня сейчас голова лопнет», – сказала я себе. Или я стану такой, как Катрин, буду вечно подвергать себя сомнению и отчаянно искать ответов, которые мне в конечном счете, может быть, и не нужны.
Я остановилась на углу и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Для одного сеанса достигнуто многое. Был ли это тот пинок под зад, которого я ожидала? Я тряхнула головой и мысленно дала себе абсурдное обещание, что больше не задам ни одного вопроса, пока не вернусь к Катрин и Никола.
Интересно все-таки. Мы с Никола столько шутили по поводу техник самоанализа, которыми увлекалась Катрин, но мне никогда не приходило в голову, что это может быть по меньшей мере поучительно. Посмотрим, как далеко это зайдет. И тут же поймала себя на мысли: мне не терпится рассказать об этом Флориану!
Это был рефлекс, вполне естественный, но, в силу обстоятельств, мучительный до ужаса: я переживала нечто важное и испытывала потребность поделиться с человеком, который был моим главным собеседником шесть с лишним лет. Гордился бы он мной? Удивился бы? Посмеялся? Всего понемногу? Какую-то минуту я всерьез думала вернуться назад, чтобы разрыдаться на коленях Жюли Вейе. Вместо этого я пустилась наутек, как будто могла убежать от этой внезапной и настоятельной потребности, и промчалась бегом три квартала, отделявшие меня от дома Катрин и Никола.
– Жен! – крикнул Ной, когда я вошла в квартиру, встрепанная и запыхавшаяся. – Твои коты – гомосексуалисты!
– Что?!!
Нет ничего лучше мальчика восьми с половиной лет, когда вас требуется от чего-либо отвлечь.
– Ти-Гус и Ти-Мусс гомосексуалисты!
Он взял меня за руку и повел к моей комнате под искрящимися весельем взглядами сидевших в гостиной Катрин и Эмилио. На цветном одеяле два кота лежали в обнимку и поочередно лизали друг другу мордочку, громко мурлыча.
– Они целуются по-французски! – сказал Ной с таким ошарашенным видом, что я прыснула.
– Это не… это потому, что они братья, вот, и потом…
– Они братья? – Теперь он пришел в настоящий ужас. – Они братья и гомосексуалисты?
– Они не гомосексуалисты, – сказала я, – они коты…
– Бывают утки-гомосексуалисты! – встрял Ной.
– Да, но… Ти-Гус и Ти-Мусс не…
Никола положил мне руку на плечо:
– Женевьева! Ничего страшного, если коты и геи…
Я уставилась на него. Весь этот разговор был каким-то сюрреалистическим. Никола хотел преподать своему сыну урок толерантности?
– Ладно, – согласилась я. – Ничего страшного.
– Так они геи? – не унимался Ной.