— После ужина, крошечка, поедем ко мне… Я покажу панне…
Ядзя подняла на него свои дивные зеленые глаза и спокойно ответила:
— Конечно, поедем, но что это мне сулит?
Вероятно, со стороны смешно было смотреть на пана Модеста, застывшего с раскрытым ртом и шпротиной на вилке. Такого он не ожидал: все женщины одинаковы, все любят подарки, но чтобы сразу вот так! Придя в себя, подумал: “А может, это и лучше? Во всех случаях — финал один, но такой путь к нему проще. Без лишних разговоров и капризных выходок…”
— Не волнуйся, крошка, — ответил деловым тоном, — ни одна женщина еще не обижалась на меня. Надо только постараться, чтобы после ужина Харнак отвез нас…
Ядзя кивнула.
После ужина танцевали под радиолу. Панна Стефа пила наравне с гауптштурмфюрером, и теперь оба были пьяны. Танцуя, девушка чуть ли не висела на Харнаке; это нравилось ему, он, не стыдясь, целовал ее оголенные плечи.
Улучив удобный момент, Ядзя пошепталась со Стефой. После очередного танца Харнак предложил:
— Пан Сливинский, я могу подвезти вас домой…
— У нас с паном Менцелем еще деловой разговор… — объяснила панна Стелла, провожая гостей.
Поздним вечером трижды постучали в окно. Петро и Богдан на всякий случай спрятались в кладовке. В комнате кто-то загудел басом, шкаф с той стороны отодвинули, и к хлопцам заглянул высоколобый, полнолицый, курносый, осыпанный веснушками мужчина. Он приветливо поглядел на парней, лукаво подмигнул им.
— Евген Степанович! — обрадовался Богдан. — Неужели вы?
— Как видишь. Собственной, так сказать, персоной, — сощурился полнолицый. А ты того, малость похудел…
— М-да… — расправил плечи Богдан. — Теперь-то уже ничего. Еще неделя — и снова можно… — Сделал движение, каким подбрасывают штангу.
— Забудь, — махнул рукой полнолицый. — Это сейчас никому не нужно.
Петро стоял, упираясь в притолоку. Гость несколько раз посмотрел на него исподлобья, подошел.
— Почему же вы нас не познакомили? — попрекнул хозяев. — Давайте сами. Заремба…
Он пожал руку Петра так, что тот почувствовал — силы гостю не занимать стать.
Узкие глаза Зарембы поблескивали. Петру было крайне неприятно, но взгляда не отвел. Так и стояли, скрестив взгляды, словно мерясь силою. Заремба уступил первый.
— Мне нравится твой товарищ, — оглянулся на Богдана. — Может, Катруся угостит нас чаем?
Девушка побежала на кухню. Заремба примостился на диване, попросил:
— Расскажите, что в лагере.
Петро замялся. “Почему это мы должны рассказывать?” — подумал. Богдан, увидев его гримасу, сказал:
— Евген Степанович наш старый друг. Мы можем быть с ним откровенными.