Заремба кивнул.
— Хотя и не употребляю, но давай. Настроение такое, что не помешает.
— “Настроение…” — усмехнулся в усы Дорошенко. — Другой бы радовался: гулять целых десять дней — и никакой тебе ответственности. Единственный недостаток — не будет больничного листа…
— Тебе бы все шутить…
— Нет, я серьезно. Роскошная природа, лесной воздух — чем не санаторий?
— Всю жизнь старался быть подальше от таких санаториев…
— Ну, брат, тут уж ничего не поделаешь. Какой есть. Немного похуже Хрустального дворца в Трускавце, но все же кое-кто хвалит…
Посмотрели друг Другу в глаза и рассмеялись.
— Что ж, товарищ “главный врач”, придется принять ваши условия, — сказал Заремба. — Но давай сначала посмотрим, какой у нас улов.
— Ого!.. — только и смог сказать Дорошенко, когда на стол высыпали содержимое первого мешка. — Ну и награбили!..
— Жалкие остатки награбленного, — поправил Заремба. — Основное прилипло к рукам.
На столе лежала куча колец, браслетов, брошей. Многие были с драгоценными камнями — алмазами, рубинами, топазами.
Заремба разгладил бумажку, которая лежала рядом.
— Опись. Сверять с наличием, думаю, не будем. Если и окажется недостача, все равно жаловаться некуда.
В другом мешке были часы, в третьем — лом драгоценных металлов. Заметив сплющенные в пластины золотые зубы, Дорошенко поспешно сгреб все обратно в мешок.
— Невозможно смотреть на это… — пробормотал он, побагровев от ярости.
Заремба пододвинулся к нему, обнял за плечи.
— Нам, Василь, выдержки и сил еще ой сколько понадобится! Сердцу не прикажешь, но действовать надо с умом. За все заплатят!
Богдан зачерпнул горсть колец, небрежно подбросил их и сказал презрительно:
— Безделушки… Из-за такого хлама люди извергами становятся! Тьфу!.. — Он поднес к лампе серьгу с большим камнем, который отсвечивал дивным блеском. — Драгоценная штучка. Верно, не у работницы отобрали…
— Что ты хочешь сказать? — гаркнул Заремба и схватился за щеку.
— Ничего, — пожал плечами Богдан. — Так, к слову…
— Смотри мне, умник… К слову… Будто его не понимают… Может, и в самом деле у какой-нибудь сволочи отняли — богачей тут вокруг до черта было. И может, если разобраться, мне их добра вовсе не жаль. Но разве об этом речь?.. Они ведь мучают и убивают всех подряд, особенно тех, кто светлого дня в жизни своей не видел. Тысячи и тысячи — вот что страшно…
— Что вы, вуйко, на меня кричите? Как будто я спорю…
— Да не на тебя я, — махнул рукой Заремба. — На себя… Сидим здесь, а они…
— Это уж ты, брат, загнул, — вмешался Дорошенко. — Сегодня — пятнадцать эсэсовцев, а это не первый день… Понимаю тебя, вон они уже где — за Доном, но мы ли в этом повинны? Тут, брат, нашей вины нет, — сказал уверенно. — Не терзай себя!