"Не вляпаться бы тут во что-нибудь диссидентское..."
— Это смена вех, — неожиданно заметил Вочинников. После этого тишина стала еще напряженной. Как будто журналист сказанул то, что все знают, но говорить не положено.
"Основной упор делайте на частичную потерю памяти..."
— В смысле — "смена вех"? — переспросил Виктор. — А то ж, так сказать, можно и, вы понимаете. Люди, они разные.
— М-мм... — задумался над фразой Вочинников. — А, нет. — с облегчением продолжил он через пару секунд. — Это не то.
— А, ну если... тогда что ж тут.
— Как раз насчет этого нет.
— Ну, главное, что не Пит Таунсенд.
— Да уж конечно... — протянула Соня. — Кто знает, до скольки сегодня?
— Где-то еще час. Потом балетный кружок придет.
— А давайте покажем "Одинокого пассажира"!
Вступление оказалось душещипательной и протяжной цитатой из "Очи черные". Но затем... Затем Виктор услышал мощный ритмический накат, почти как у "Eruption"; знакомая мелодия "One way ticket" ударами дизель-молота сотрясала сцены старого зала.
— Дай мне силы! Дай мне силы! — глуховато, как заклинание в магическом танце африканского племени, повторяли мужские голоса; гитаристы, встав в круг, пританцовывали, гипнотизируя зрителя звуками аккордов и движениями.
Круг расступился и из его глубины, двигаясь, как будто в индийском танце, выдвинулась Соня с микрофоном в руках; выступив вперед, она приблизила к губам его блестящий сетчатый шарик.
— Я возьму билет до станции Печаль,
Где туман забвенья мне укроет даль.
У-у, у-у! Увези, откуда нет возврата!
На ночной перрон не выйдешь провожать,
Будет пуст вагон — мне нечего терять.
У-у, у-у! Ничего из прошлого не надо!
Я умчусь туда, где в тайге глухой
Новые огни городов,
Туда, где я смогу понять без слов,
Где же ты, моя любовь?
— Дай мне силы! Дай мне силы! — эхом рефрена ответил ей мужской состав.
Этот неумолимый ритм песни уже был ближе к привычному диско студенческих лет Виктора. "Еще не Прешис Уилсон, но уже не Седака" — подумал он. Концовка тоже чем-то напоминала эрапшеновскую.
— Ну как? — спросила Соня в микрофон, еще не отойдя от танца.
— Здорово! Я даже не ожидал!
— Ну вот! А некоторые считают, что это примитив, и потакание неразвитым музыкальным вкусам.
— Где, в управлении культуры считают?
— Нет. Музыкальный критик Павлецкий.
— Так это не Бетховен. Этот, как это, физическое развитие молодежи, вовлечение в спорт и вообще после напряженного труда...
Дверь хлопнула, и в зал влетела девушка, похожая на игрушечную пожарную машину. Из-под распахнутого ярко-красного пальто виднелось серое платье мини, служившее фоном для широкого легкого шарфа с широкими белыми и красными полосами, который был завязан узлом на шее. Плотные белые чулки оттеняли красные осенние сапожки, а на белой шапочке-беретке сиял огромный алый помпон. Картину завершали курносый нос, короткая нэповская прическа и пухлые губы с неяркой помадой. Сейчас бы такой наряд показался эксцентричным, но, судя по выражениям лиц хроноаборигенов, девушку в нем воспринимали скорее как столичную штучку.