— Очень просто, — громко сказал ямщик.
— Очень просто, — засмеялась Ольга и протянула с той же преувеличенной важностью руку Беженцеву.
Он задержал эту мягкую руку в своей и молниями пронеслись у него желание сжать эти нежные пальчики так, чтобы они захрустели, чтобы брызнула кровь и чтобы эта лживая красавица застонала бы от боли и на коленях попросила бы пощады.
Но мелькнули в глазах Ольги добрые огоньки, и Беженцев, целуя руку, слегка к ней прикоснувшись холодными губами, почтительно сказал:
— Надеюсь завтра откланяться. Вечером я еду непременно.
— Если будете еще раз в Москве, непременно заходите к нам, — говорит Ольга, стоя в полуоборот и нажимая кнопку звонка к швейцару. И так равнодушно и таким ледяным голосом говорит она, что Беженцеву хотелось расплакаться…
Дверь открыта. И плавно, и медленно скрывается за ней Ольга. Едва пожав руку Курченинову, Беженцев бросился к тройке и крикнул:
— Ну, сломя голову! Дави всех по пути!
Тройка помчалась, тяжелая и грузная. Лошади хрипели и вздрагивали под кнутом. Но не было все же впечатления быстрой езды, и со скрежетом Беженцев тосковал об автомобиле, который так идеально быстро мчал вперед и в котором она, Ольга, была так прекрасна и так близка. Неужели все это сон о прекрасной Аннабель Ли, сон, который никогда, как все сны, не повторится?
VI
Было уже пять часов утра. Взяв ванну, Беженцев бросился в кровать с твердым намерением немедленно заснуть. Позвал к себе свои обычные видения, которые успокаивали его — воспоминания детства. Такие чистые, нарядные. Много света в них и любви. Не такой, как теперь. И всегда эти воспоминания согревали его душу теплом и негой. И, отдаваясь им, как вечному сну своему, обыкновенно отдавался он крепкому реальному сну.
Но сейчас тревога в душе прогоняет все призраки, кроме одного.
Стоит Ольга и мучительно смотрит на него.
И говорит:
«Разгадай, и тогда я — твоя…»
Сказала она это, или нет?.. Нет, не сказала… Но что она говорила?
И красными вспышками зажигаются в его мозгу ее слова:
«Потому что люблю… Теперь — бездна… Он спасает меня от правды… Ненавижу правду…»
Мучительное уравнение. Все из неизвестных. И все-таки это — самая лучшая загадка жизни, которую Беженцев когда-либо встречал…
И беспомощно барахтаясь, как утопающий, в этих полусловах-полунамеках, Беженцев дождался позднего рассвета, не смыкая глаз.
К утру он стал забываться. Прилегли к подушке новые тени. Сделалось теплее на душе. Поплыли какие-то образы, мягкие и баюкающие. И голоса зазвучали, успокаивающие, как голос матери.
И вдруг резкий стук в дверь.