— Вы мне должны помочь, Сережа.
— Но как? Ах, если бы я мог!
— Вы должны успокоить Верочку. Она вам верит. Она вас любит…
Но в это время распахнулась дверь, и вошла Верочка.
— Я все слышала. Я все знаю, — крикнула она, задыхаясь, и упала на колени перед сестрою. — Я гадкая, я скверная… Я знала, я догадывалась и мучила тебя. Тамарочка моя милая! Я хуже тебя в тысячу раз. Я ноги твои должна целовать, а не упрекать тебя. Мы умрем… Мы вместе умрем.
И она забилась в истерике, обнимая колени Тамары Борисовны.
— Ах, Верочка, не в силах я умереть. Слабая я, ничтожная, — склонилась к сестре Тамара Борисовна.
— А если так, если не в силах ты, я знаю, что мне делать. Я все о чистоте твердила. Но теперь понимаю, что никто не смеет чистым быть. Мы с тобою, Тамарочка, обреченные.
Верочка вскочила и бросилась в переднюю, плача.
— Верочка! Куда вы? Верочка! — бормотал Сережа, заглядывая ей в лицо.
— Уйдите. Оставьте меня. — Она даже рукой отстранила Сережу.
— Разве я враг вам, Верочка?
— А где вы были все это время? Я ждала вас. Я так ждала вас…
— Ах, я не мог прийти…
— Почему?
— Вы думали, что я такой же чистый, как вы, а я скверный, Верочка. Я не хотел обманывать вас.
— О! О! Теперь я знаю, что все гадкие, и я буду гадкой. Прощайте. Не смейте идти за мною.
И она стремительно пошла куда-то. Сережа, помедлив минуту, побежал за нею и следовал так, стараясь не упускать ее из виду. Он шел за нею минут двадцать; наконец, она остановилась у какого-то подъезда. Отворили дверь, и Верочка скрылась. Сережа прочел на медной доске: «Присяжный поверенный Иннокентий Матвеевич Балябьев».
Когда Верочка очутилась в гостиной Балябьева и лакей пошел о ней докладывать, голова у нее была в тумане, и едва ли она сама знала, зачем она пришла и о чем будет говорить с ненавистным ей человеком.
— Барин просит вас подождать. Они скоро выйдут, — сказал лакей и, подняв на ходу бумажку, валявшуюся на ковре, прошел беззвучно в переднюю.
Пышная обстановка балябьевской гостиной, нарядная мебель, замысловатые портьеры и картины в широких золотых рамах, и особенно этот лакей, чем-то похожий на своего барина, — все это странно подействовало на Верочку: она вдруг впала в какое-то равнодушие. А тут еще это официальное предложение «подождать». Когда она входила в балябьевскую квартиру, у нее была лихорадка. Она чувствовала, что она сможет сказать то, что надо, хотя и не знала, какие слова нужны теперь. Но эта пышная комната и невозможность тотчас же высказаться спутали совершенно ее мысли, притупили чувство, и она, сидя в углу, с тоскою глядела на золотых рыбок, которые бессмысленно метались в аквариуме.