Серёже казалось, что он читает со страшною медленностью. Он пытался узнать по его лицу, что он чувствует, что думает, но лицо брата оставалось таким же, как при начале чтения — недовольным и раздражённым, и когда он кончил читать, лицо это с минуту сохраняло то же выражение, и даже глаза оставались сощуренными. Затем раздражение и недовольство сошли с этого лица, и оно стало задумчивым и грустным. Когда-то Серёжа любил это выражение в лице брата, но теперь и оно не предвещало ему ничего доброго. Он как будто забыл о присутствии Серёжи и едва не произнёс что-то вслух, но вовремя очнулся и ограничился только тем, что пожал плечами, положил снова письмо в карман и отошёл к окну.
Но, зная содержание письма, Серёже нетрудно было угадать и смысл пожатия плеч, которое говорило яснее всяких слов: «Ну, что же делать? Разве я виноват, что так случилось?» Сердце Серёжа сжалось за судьбу девушки, но против брата у него не было злобы. Ему хотелось счастья для них обоих, и счастье это представлялось ему возможным. Надо было только для этого ему самому что-то сделать, чем-то пожертвовать… Что именно сделать и чем пожертвовать, он не знал, но это что-то должно было тронуть сердце его брата, объяснить ему всё, пробудить в нём не только сожаление, но и любовь к ней.
Серёжа стоял, прислонясь к стеклянному шкафу и, не сводя глаз с брата, старался проникнуть в тайну этого счастья, найти ключ его. Сам он не только не перестал любить королеву после своего вероломного и жестокого открытия, но полюбил её ещё сильнее, хотя эта любовь уже очистилась глубоким сожалением к ней и освободилась от личных, ещё полусознательных юношеских вожделений. Серёжа твёрдо помнил и не забывал ни на одну минуту, что о его личных притязаниях теперь не может быть и речи, так как скоро должен настать неотвратимый для него, предопределённый конец.
Но что же делать? Что? Достигнет ли он своей цели, если умолить брата ехать на лодке с королевой?
— Брат!
Тот быстро обернулся, не сразу очнувшись от задумчивости, и удивился, что Серёжа здесь.
— Я хотел тебя просить…
— Ну?
— Поедем с нами.
Он твёрдо выдерживал взгляд брата, открыто глядя в его глаза.
Но этот-то чересчур уж открытый взгляд и смутил Алексея. Он отвернулся и недовольно проговорил:
— Ты сам знаешь, что я не могу ехать, потому что дал слово другой компании, да и тебе советую ехать с нами.
— Я не могу, потому что тоже дал слово другой компании.
И тот и другой избегали имён Можаровой и королевы, точно дело было совсем не в этом.
— Очень жаль. Мама будет недовольна, что ты едешь не со мною. Ты знаешь, как она всегда боится пускать тебя одного на воду, тем более, что ты не умеешь плавать.