Несмело взглянул на тихо бредущую впереди королеву точно боясь, что она догадается о его чувствах, и вместе с тем втайне желая этого. Он с нежностью охватил глазами всю её фигуру и остановился на шее с такой нежной кожей, которая бывает только у детей. Розовые маленькие раковины её ушей были закрыты почти совсем густыми и мягкими волосами, поднятыми кверху толстым узлом и нежно пушившимися внизу. Ему мальчишески захотелось подойти к ней и поцеловать в шею между этими золотившимися волосами, а затем без оглядки пуститься бежать домой и тотчас же уехать в Петербург, не дожидаясь завтрашнего дня. Как раз в эту минуту, может быть, почувствовав на себе его пристальный взгляд, она обернулась, и он, застигнутый врасплох на этих преступных мыслях, покраснел.
Ему показалась, что она взглянула на него и всё поняла.
Он покраснел ещё больше и тотчас же сам рассердился на себя за это смущение, тем более, что она, как ни в чем не бывало, обратилась к нему:
— Пойдёмте к ним, мой паж.
— Зачем?
— Что за вопрос? Затем, что вас зовёт королева.
Они подошли к могильщикам.
Один из могильщиков был кривой, низенький, с заячьей губой, другой — повыше, с опухшим мрачным лицом, должно быть, горький пьяница.
— Здравствуйте, господа! — приветствовала их Зоя.
— Здравствуйте! — отозвался кривой, весело мигнув своим зрячим глазом, и, отерев пот с лица, не без картинности опёрся на лопату, достал из кармана табак в бумажке и принялся вертеть цигарку. Его мрачный товарищ, едва взглянув исподлобья, буркнул что-то и продолжал начатую работу.
— Могилу роете?
— Могилу-с… Так сказать, вечное прибежище. Помещичью усадьбу с землевладением…
И могильщик лукаво подмигнул глазом.
Зоя улыбнулась и взглянула на своего спутника.
— А не знаете, для кого могила?
— Надо полагать, что для упокойника. А визитной карточки своей он мне не прислал…
— Точи лясы-то! Я за тебя, что ли, буду работать? — хрипло оборвал его товарищ и, протянув свою грязную лапу за остатком его папиросы, сунул её себе в рот, заросший волосами.
— Вы могильщики? — не оставляла своих вопросов Зоя Дмитриевна.
— Нет, — ответил тот же кривой, поплевав в руки. — Мы по найму.
— А кто же вы такие?
— Мы-то?.. — Кривой расхохотался и взглянул на товарища. — Мы люди вольные… Вольные птицы из босой станицы.
— Что ж, вы покойниками только и живёте?
— Нет, зачем… — нагло расхохотался кривой. — Случается, и на счёт живых пробавляемся.
Серёжа, взглянул на них не без тревоги. Прежде чем кривой отрекомендовался, он уже видел, из какой «станицы» эти люди, и ему было неприятно, что королева с ними разговаривает. Он даже слегка побаивался, что вот-вот они скажут или сделают что-нибудь, если не опасное, то оскорбительное для неё. Вокруг было так пустынно и хмуро… Церковь и сторожка, где жил звонарь, он же караульщик, были довольно далеко. Оборванцы могли свободно обобрать их и если они этого не делали, то, по мнению Серёжи, только потому, что видели, что игра не стоит свеч, а вовсе не из чувства благородства и смирения. Но, всё же немного побаиваясь их, он вместе с тем тайно желал, чтобы случилось что-нибудь подобное, чтобы на её глазах он мог защитить её и, если нужно, даже умереть для неё.