Зоя остановилась и с гордым движением головы обернулась к Серёже.
— Почему, мой паж?
— Вы сами знаете, почему, — ещё тише пробормотал он, не поднимал на неё глаз и вертя в руках фуражку. Тоска из сердца разлилась у него по всему телу, и слёзы, как горькое жало, впивались ещё ощутительнее в горло.
Несколько шагов они сделали молча. Могила, с уходившими всё глубже и глубже в землю рабочими, скрылась за памятниками, крестами и жидкими деревьями с начинавшею уже тускнеть к осени листвою, среди которой кое-где пробивалась лёгкая желтизна и блеклость. Особенно это было заметно на кустах сирени, заботливыми руками посаженной возле некоторых могил.
Она хотела строго оборвать Серёжу за эту дерзость, но именно потому, что Серёжа был его брат, ей даже нравилось говорить о нём, поминать его имя, и потому она ограничилась только одной фразой, произнесённой медленно и печально:
— Перестаньте глупости болтать, мой милый паж.
— Нет, не глупости, — нервно вырвалось у Серёжи. — Если бы мне это одному казалось, тогда так; а то, говорю вам, это и другие замечают… Курчаев, Марья Петровна… Маркевич…
В лице Зои отразилось заметное беспокойство, которого не могла скрыть даже презрительная гримаса губ.
— Какая пошлость! — сказала она и затем не сразу прибавила с высокомерным выражением лица: — Положим, мне всё равно, что бы они там ни говорили. А вам я не советую передавать мне подобные сплетни.
Серёжа слегка побледнел и гордо ответил:
— Я вам никаких сплетен и не передаю. Я не слышал ничего такого, что они бы говорили о вас и… и об Алексее… Алексее Алексеевиче… — Он с некоторого времени стал звать брата по имени и отчеству. — А если бы и говорили, так я бы…
— Как же, вы сами сказали, Курчаев…
— Что же я сказал? — загорячился Серёжа. — Курчаев находит, что вы повторяете некоторые слова брата и впадаете в его тон… Я, буквально, не говорил ничего другого…
— Ну, положим, я знаю, Курчаев…
Она не договорила, пожала опять также по-детски плечами, но Серёжа понял её и докончил эту мысль по-своему:
— Положим, Курчаев влюблён в вас, но… Но всё-таки он ничего не говорит такого…
— Так откуда же вы взяли это, если никто ничего подобного не говорил?
Серёжа почувствовал себя униженным. Уж не подозревает ли она, что он сам сочиняет сплетню? Ко всей его горечи прибавилось ещё новое обидное чувство оскорблённого самолюбия.
— Откуда?.. Да разве этого не видно… Это и слепой увидит.
Зоя сжала обеими руками тросточку и едва не сломала её…
— Послушайте, милый мой паж, — внушительно обратилась она к Серёже. — Я вас прошу никогда не возбуждать подобных разговоров. Вы ещё мальчик, ребёнок, и потому… подобный вздор… подобный чувства… интересы… — затруднялась она выразить свою мысль, — должны быть чужды вам… То есть, вы не должны интересоваться всем этим вздором.