— Нет, я в Украину хочу, в Дрогобыч. Там тепло, и люди там добрее.
— Ну, в Дрогобыч так в Дрогобыч! И в самом деле, нечего тебе по стройкам и рынкам шататься. Держи! — и Алексей протянул Фирику толстую пачку зелёных американских банкнот.
— Это — всё мне? — ошалело произнес таджик.
— Не совсем. Эти деньги мы изъяли у Лютова и будем считать, это зарплата твоя и твоих сгоревших товарищей. Поэтому сам разделишь и вышлешь их семьям. Договорились?
— Смотри, не напутай со счётом, — предостерёг Петрович. — А то — ты же сам говорил: адат и шариат. Это тебе не с нами язык чесать!
— Да что вы, товарищи! — радостно и взволнованно произнёс Фирик, принимая деньги. — Я всё разделю и отошлю их родным. Да и не в шариате дело. Я ведь ни в кого и ни во что теперь не верю. Наверное, я атеист.
— Ну, напугал безбожника! — усмехнулся Здравый. — Хотя — это как ещё посмотреть, безбожник я или нет. Куличи от тётки каждую Пасху получал. Только в тридцать восьмом остался без куличей, так как тогда шестидневку объявили сплошь субботником, и тётку припахали.
Услыхав про тридцать восьмой год, Фирик изумлённо вытаращил глаза. Петрович с сожалением подумал, что отныне ему не просто придётся тщательнее следить за языком, а тоже учиться жить с чистого листа…
Алексей же подумал, что далёкая и тёплая Галиция, отложившаяся от Киевской Руси к Западу задолго до нашествия Батыя, должна, наверное, и сейчас являть собой что-то вроде моста между мирами Запада и Востока, столь непохожими и одновременно столь волнительно тяготеющими один к другому. И если в конце тридцатых местом встречи этих двух миров представлялась ему советская Москва, намеревавшаяся положить начало новому порядку вещей, то теперь он интуитивно ощущал, что за прошедшие годы граница между ними могла вернуться туда, где она всегда была раньше и куда столь страстно и неумолимо рвался из России этот странный восточный человек…
От всех этих мыслей отвлёк резкий гудок локомотива и внезапно ударивший в глаза луч прожектора, рассекающий землю и темнеющее вечернее небо на два пространства. Понемногу сбрасывая ход перед семафором, через станцию проходил пассажирский поезд, на вагонах которого красовались сине-желтые таблички с надписью «Львiв-Москва». Поезд следовал в западном направлении, и за пыльными окнами купе можно было разглядеть немногочисленных пассажиров, часть из которых занимались раскатыванием матрацев, а другая — приступала к нехитрому ужину.
— Фирик, у тебя есть, где ночевать? — поинтересовался Алексей.
— Нет.
— Я не помню расписания, но это, возможно, последний сегодня поезд с Киевского вокзала. Смотри, он сейчас почти остановится. Хочешь — полезай в него и мчись к невесте в Дрогобыч! Там скоро яблони зацветут… Завидую!