Позднее, в июле 1942 года, германское командование проведёт операцию «Зейдлиц», в ходе которой окончательно окружит и разобьёт 39-ю армию. Отдельным её частям с колоссальными потерями удастся прорубить коридор и уйти на Нелидово, к основным силам Калининского фронта. Из когда-то тридцати тысяч бойцов из котла выберутся не более шести.
Пройдёт время — и, несмотря на жестокое поражение, военные историки будут вспоминать эпопею 39-й армии как пример непредсказуемой манёвренной войны, когда, почти окружённая и брошенная на произвол судьбы, она полгода не давала противнику покоя за счёт внезапности, дерзости и тактического мастерства. К сожалению, на том этапе войны эти замечательные качества не окажутся востребованными, и уже в августе, а после — в ноябре и в декабре ударные силы Калининского и Западного фронтов обрушат на Ржев бессмысленные лобовые атаки, в адских топках которых совершенно напрасно сгорят на сей раз целых девять полновесных армий — почти полмиллиона душ. При этом Ржев так и не будет взят — гитлеровцы сами оставят его в марте 1943 года ради спрямления фронта после Сталинграда.
В мировой военной истории едва ли можно отыскать примеры столь отчаянной борьбы за обладание далёко не выигрышной или привлекательной в иных отношениях позицией, как растянувшаяся на пятнадцать кровавых месяцев «ржевская мясорубка». Бесплодные пески и суглинки, глухой лес, болота да нищие деревни — за это ли нужно было проливать столько человеческой крови? Даже если не брать в расчёт потери, вызванные откровенными ошибками штабных стратегов, то цена, заплаченная за эту землю, не находит себе равных.
Возможно, что в некотором роде ржевская эпопея является отражением истории и смысла самой России — где напряжённое ожидание будущего и скрытная готовность отдать за него жизнь всегда затмевали рациональный эгоизм. Недоступная весна, бесконечные пропасти и светлые подвиги, освещающие их мрак, — как верно было однажды подмечено это несочетаемое единство, и сколь точно оно объясняет путь страны, не похожей ни на одну другую!
* * *
18 января 1942 года разведчики 365-й стрелковой дивизии, возвращаясь с задания на окраине Ржева и решив передохнуть перед опасным переходом через освещаемое ракетами и насквозь простреливаемое мелколесье, служившее на тот момент линией фронта, обнаружили в заброшенном сарае полуобмороженного и голодного мужчину. Под овечьим крестьянским тулупом и огромным, не по росту, истрёпанным шерстяным свитером на нём были чёрный пиджак, на мятой и испачканной ткани которого угадывалась тонкая дымчатая полоска, и когда-то фасонная сорочка, теперь серо-чёрная, с вырванными пуговицами и сползающим с шеи наполовину оторвавшимся воротником. Из под светлых, давно нестриженых волос, местами свалявшихся в колтун, глядели умные и печальные коричневые глаза, а узкий, с лёгкой горбинкой нос и тонкие губы, бледность которых проступала даже сквозь многодневную щетину, выдавали породу природного горожанина.