— Вы знаете, — сказал Алексей глубоко вздохнув, что должно было предполагать начало долгого разговора, — я совершенно не опасаюсь того, что вы мне только что рассказали, потому что ничего противозаконного я не совершал, и это абсолютная правда. Единственное, в чем вы можете меня упрекнуть — так это в том, что в разговоре с вами я изменил некоторые свои данные. Теперь извольте выслушать, как всё было и как есть на самом деле.
С этими словами он внимательно посмотрел в глаза капитану, рассчитывая увидеть, как в них зажжётся, наконец, огонёк внимания и интереса. Но капитан продолжал смотреть на своего собеседника сосредоточенно-напряжённым взглядом, в котором легко угадывалось равнодушие. Тем не менее Алексей решил не останавливаться.
— Свои имя, фамилию и отчество я назвал верно, — продолжил он, проглотив слюну. — Только вот год моего рождения — одна тысяча девятьсот шестнадцатый.
Произнеся это, он совершенно бессознательно сделал паузу и ещё раз посмотрел на капитана. Увы, в выражении его глаз ничего не изменилось.
— С июля сорок первого я призван и прохожу службу в органах НКВД. Окончил учебный центр спецподготовки в ноябре и с тех пор нахожусь в распоряжении ОМСБОН, первый мотострелковый полк. Спецзвание — младший лейтенант. Был прикомандирован к 262-й стрелковой дивизии в составе 39-й армии. Выполнял спецзадание особой важности, полученное по линии Особой группы при наркоме. О деталях, понятное дело, говорить сейчас не могу. Со своим напарником был направлен в тыл противника с задачей выйти к Мончаловскому лесу, затем — к населённым пунктам к юго-востоку. Далее… а далее произошло самое непонятное. Видимо, мы с напарником получили сильную контузию. Возможно даже что находились в летаргическом сне… и только сегодня утром пришли в себя. В это трудно поверить, но прошло, оказывается семьдесят лет… Война закончена. Вокруг — совершенно другой мир. Я до сих пор сомневаюсь, не сон ли это всё вокруг?.. Я вижу, вы тоже мне сейчас не очень-то верите, я вас прекрасно понимаю. Но вам достаточно сообщить обо мне в Москву, там наведут справки, и тогда всё, что я вам рассказал, подтвердится.
Алексей остановился и вздохнул. Капитан смотрел на него всё тем же безучастным равнодушным взором. Ручка была отложена, а лист, на котором капитан намеревался писать новый протокол, оставался лежать нетронутым.
— Вы ничего не записали, — сказал осторожно Алексей. — Давайте, я повторю.
— Спасибо, не надо. Я думал, что наши мужики заливают, когда рассказывают, как писали протоколы с Гудерианом и даже Наполеоном. У нас тут на почве военной истории многие сходят с ума. Особенно почему-то в фашистов любят рядиться. А ты мне нравишься. Не генерал, ни фельдмаршал, мать их… а наш, родной — из органов, почти мент, чёрт тебя подери! Легендочку ты себе складную придумал. Одно слово — взаправду историк!