— Он брат мой, тетя, — сказала прямо и гордо Гризли.
— Ты хочешь, чтобы он жил здесь — в доме князя Ивана Аполлоновича?
— Хочу, — сказала Гризли, также гордо и непреклонно.
И старая тетка быстрым движением руки поставила ее в середину круга.
— Читай завещание князя Ивана Аполлоновича, — приказала она, — громко читай завещание — повторила она.
— «Во имя Отца и Сына и Св. Духа», — начала Гризли громко и отчетливо…
— Пропусти начало — поправила тетка. — Читай дальше.
— «Завещаю я мою вотчину, княжего рода, в род мой…»
— Пропусти, — опять прервала старая тетка. — Читай с этих пор: «и да будет её воля нерушима».
Гризли быстро подхватила:
— «И да будет воля её нерушима, и все, что она пожелает да будет исполнено по её желанию — и никто вопреки оного, ее ни к чему приневолить не может».
— Остановись! — прервала старая тетка. — Хочешь ли ты, княжна Гризельда Аполлоновна, — начала она громко и торжественно, — чтобы твой приемыш и названный брат, Григорий Бестяглый, жил здесь, в твоем родовом доме, вместе с тобою?
— Хочу! — сказала Гризли, также гордо и непреклонно, как прежде.
— «И все, что ты пожелаешь, — прибавила старая тетка, — да будет исполнено по твоему желанию, и никто вопреки оного ни к чему тебя приневолить не может».
— Слышали вы? — обратилась она ко всему ареопагу. Все молчали.
— Слышали вы, — повторила она вопрос, — последнюю волю брата моего, князя Иоанна Аполлоновича?
— Слышали, матушка княгиня, — сказал старый князь Лев Спиридонович и, встав с своего бархатного кресла, поклонился старой тетке. А за ним и все встали и поклонились ей, кто просто кивком головы, как бы в подтверждение правды её слов, а кто, отвесив низкий поклон, чуть не до земли в пояс. И все подумали при этом: как же нам прежде это в голову не пришло? а все это напутала княжна Анна Тимофеевна. И что тут в самом деле важного такого, что девочка хочет взять к себе приемыша холопа? Что же тут особенного? и зачем надо было нас всех собирать? беспокоит!
И все они, при этом забыли свое прежнее распоряжение: «ни под каким видом не пускать Гришу в барские покои».
У всех точно гора с плеч свалилась. Все начали рассуждать, говорить, о чем в голову пришло и о чем не успели наговориться у себя, в своих хоромах и княжеских палатах.
А Гризли, довольная, сияющая с пылающими щеками, с сверкающими глазами, увлекла Гришу в дальний угол комнаты, туда, где на пьедестале из ляпис-лазури стояла раззолоченная ваза, которой знатоки и цены не находили.
— Гриша! — говорит она полушепотом, крепко сжимая руку названного брата. — Гриша! теперь мы с тобою не расстанемся. Тебя не прогонят от меня. Ты рад?!