Когда я очнулась, я увидала себя в моей комнате. Я стояла на воздухе, а предо мной внизу на кровати лежала другая я… В таком же точно белом кружевном пеньюаре… У неё глаза были закрыты и, наклонясь над ней, плакала и рыдала моя тетя. Плакала тут же на стуле мисс Берд и Поль стоял у печки, с таким бледным, исхудалым лицом. И были еще какие-то люди… Но я не могла узнать, различить кто это. Меня вдруг неудержимо потянуло к этой другой— белой и бледной, которая лежала передо мной, я бросилась и слилась с нею. Глаза мои мгновенно открылись, и я дико посмотрела на всех; тетя радостно вскрикнула.
— Очнулась! — проговорила она сквозь слезы. И мисс Берд, и Поль — все бросились ко мне… Тетя целовала мои руки, глаза…
— Погодите, — говорил Карл Ивановича, наш домашний доктор, — не тревожьте ее теперь! Покой ей, безусловный покой весьма необходим.
И все отошли, и я осталась одна. Я усиленно старалась сообразить, припомнить, что со мной было. Но я помнила только одно: красивый город над рекой и желтую песчаную гору.
— Это верно было во сне, — сообразила я и спросила тетю, что было со мной.
— Ты со вчерашней ночи лежишь без движения и без дыхания… Мы все измучились… — И она опять заплакала, а я из всех сил моей души старалась припомнить, что со мной было и… не могла. Временами, как будто, что-то всплывало, прояснялось в моей памяти, но тотчас же все заволакивалось туманом, и я закрывала глаза в полном бессилии. Мне кажется, нет ничего тяжелее, неприятнее, как сознавать полную невозможность вспомнить то, что за минуту, за две так сильно волновало всю душу…
Все, что я теперь рассказала, все это я припомнила потом, в одну минуту ужасного просветления. Это случилось скоро, через несколько недель. А теперь я только чувствовала, что стала как бы совсем другая. Подошел ко мне Поль. Я посмотрела на него и отвернулась. Его лицо показалось мне неприятным, отталкивающим.
— Мэри, — сказал он, — дорогая моя! Что с тобой! — Я ничего не ответила.
— Уйдемте все!.. — сказала шопотом тетя. — Может быть, она уснет и ей лучше будет.
— Нет! — вскричала я и быстро встала с постели. — Нет, я не буду спать… Тетя, пошлите мне Дуню. Я оденусь…
И все вышли. Я надела яркое платье, сольферино, с короткими рукавами и открытым лифом. Надела брильянтовые серьги и collier. В зеркале я увидела свое исхудалое лицо, потрескавшиеся губы. Внутри у меня был жар, два ярких пятна выступили на щеках и глаза мои горели. Я распустила свои черные косы.
Тетя вошла ко мне и ахнула.
— Зачем же это ты так наряжаешься? Точно на бал, — удивилась она.