происходило каждый день. Каждый час. Каждую минуту.
– Той ночью на вечеринке ты плакала, – сказала я. – Почему?
На лице Молли при этих словах появилось замешательство, ее взгляд тут же смягчился. Я
поняла, из-за чего это. Ошибка. Мэдди бы знала, почему она плакала. Она бы сделала все, чтобы
узнать.
– Ты не помнишь? – спросила Молли.
Я переступила с ноги на ногу, беспомощно пытаясь что-то придумать: объяснение или
какую-то ложь, чтобы выкрутиться. Но ничего не вышло. Мне оставалось только стоять и тупо
смотреть на нее.
– Я поняла, – сказала Молли. – Мне было тяжело что-либо вспомнить, пока я принимала
наркотики. Правда, все говорили, что это потому что я не хотела вспоминать, мне так было проще.
По крайней мере, ты можешь винить аварию в том, что чего-то не помнишь.
Моя рука сама потянулась к голове, к шраму, где были швы. Я потерла его, думая насколько
проще было бы, если бы ее слова оказались правдой, если бы я ничего не помнила, как тогда, когда
только очнулась.
Я помнила, какие сплетни ходили о Молли по школе в прошлом году. Говорили, что она
целые месяцы сидела на таблетках и именно поэтому она была так хороша на поле, так энергична.
Когда Молли стала это отрицать, упирая на то, что в результатах анализов была ошибка или
подтасовка, начали поговаривать, якобы она сумасшедшая, у нее паранойя и она бредит. Наверное,
так и было. Она, бывало, сидела в столовой в полной прострации, ни с кем не разговаривая. Как-то я
видела, что Алекс заговорил с ней, а она соскочила со своего места и набросилась на него, таращась
на него, как будто он псих. Он всего лишь тихонько сжал ее руку, привлекая внимание, а она словно
спятила, крича, что он со всеми заодно.
Тоже самое случилось и в следующие выходные на чемпионате штата. Она пошла
посмотреть. Тренер позволил ей сидеть на скамейке, но ей не разрешили надеть форму или даже
тренировочную футболку. Она смотрела в пространство, пока вокруг нее разворачивалась игра,
глядя на товарищей по команде так, словно их не узнавала. Они проиграли, ведь лучший игрок
Крэнстон-Хай сидел на скамейке. У них не было шансов.
Следующую неделю Молли не появлялась в школе. Никто не знал где она, но у нас были
предположения. Она показалась спустя шесть недель, тихая и сразу же ставшая изгоем. Все ее
избегали. Моя сестра, Дженна и Алекс позволили ей сесть за свой стол в столовой, но не
разговаривали с ней и не спрашивали, о чем она думала. Мэдди заявила, что так хотелось самой