Спать ему пришлось на том же самом диване напротив окна. Только за стенкой сейчас было тихо, даже слишком. Поначалу казалось, что во всем доме, кроме них двоих, никого нет, но постепенно в могильной тишине прорезались звуки: слышались голоса, стуки, отдаленная музыка. А из подъезда несколько раз доносились шаги, но только внизу, на их этаже по-прежнему не было ни души. Кот стеснялся и не показывался, Настя крикнула из кухни, что в холодильнике есть салат, а чайник на плите, и закрылась в другой комнате.
– Спасибо. – Илья улегся на диван и уставился в потолок. Тишина давила на уши, точно в лесу, только там полно живых тревожных звуков, а тут как в провонявшем дымом склепе. Где-то далеко негромко хлопнула дверь, потом мимо дома поехала машина, и по потолку скользнул размытый луч света, пропал, снова стало темно. Потом застучал негромкий дождик, и на душе стало и вовсе пакостно, хоть вой, хоть плачь. Темнота сгустилась, сделалась вязкой и холодной, Илья закутался в плед, но от озноба форменным образом колотило. Рука под бинтами ныла так, точно пилили кость, а встать и поискать обезболивающее было выше человеческих сил. Пальцы по-прежнему не шевелились, мрак стал вовсе уже непроглядным, и не отпускало чувство, точно заживо оказался в гробу. «Скоро уже, потерпи», – Илья ухмыльнулся в темноту. Интересно, они его там ждут: Света, Машка, мать, что ушла так давно, что Илья забыл ее облик? И теперь уже не вспомнить, все фотографии сгорели, от толстых альбомов в бархатных обложках лишь пепел остался. Ведь хотел их просмотреть, да все откладывал: не до того было. А теперь уже поздно.
Ночь перевалила за полночь, дождь то затихал, то снова принимался нудно стучать по подоконнику. Илья крутился на диване, глядел то в потолок, то в стенку перед собой, потом сел. В коридоре послышался еле уловимый шорох, но темнота надежно хранила его источник. То ли кот шлялся по квартире, невидимый, точно вор, то ли местные призраки решили посетить знакомые по прошлой жизни места. Рука под повязкой горела, Илью бросало то в жар, то в холод. Он вдруг отчетливо представил себя беспомощным инвалидом, с протезом вместо руки, представил ярко, отчетливо ту жизнь, что ждет его через месяц или два, и тут тоска сделалась вовсе уж неизбывной. Он накрылся пледом с головой и вдруг заснул, да так быстро, точно сознание потерял. А когда очнулся, в комнате было светло, насколько может быть светло серым днем за задернутыми шторами, а рядом стояла Настя. Одета, чуть накрашенная, волосы аккуратно убраны, с небольшим портфелем на тонком ремне. Она убедилась, что Илья слышит ее, и отступила в коридор.