– Стой! Стрелять буду! – хрипло надрывался парень где-то сзади.
– Угу. Сейчас! Уже торможу, – вполголоса отозвался Володя, сильнее давя на газ.
Он услышал, как разорвался выстрел, пуля чиркнула по борту машины. «По колесам стреляет, гад! Ну да, пусть попробует попасть в такой темноте!» Пригнувшись, он на полной скорости врезался в створки ворот. Хлипкая цепь, соединявшая металлические ушки, заскрипела и надорвалась, Володя газанул еще. Цепь разлетелась на две половины, створки распахнулись, машина, взревев, вырвалась на дорогу. Снова грохнул выстрел, и что-то сухо треснуло сзади. Он обернулся – узкое окошко на задней стенке кабины покрылось мелкой сетью трещин. Снежная пелена взметнулась перед лобовым стеклом, мелкими брызгами омыла лицо. И он увидел вдруг широкий, отливающий синью Днепр, высокий берег, ощутил ступнями колкую, высохшую от жары траву. Инка, маленькая, верткая, черная от солнца, неслась к обрыву, и короткая темная коса скакала по ее спине, шлепала между лопаток.
– Володя! Давай за мной! Прыгнем вместе! – крикнула она на бегу, поравнялась с краем обрыва, оттолкнувшись босыми пятками, взлетела ввысь, сложилась пополам и, головой вниз, полетела в разлитую внизу синь.
Стало жарко, что-то теснило грудь, тяжело было дышать. И Инка, уже совсем другая, порывистая, отважная девушка с горячими черными глазами, лукаво улыбалась ему, прячась среди высоченных золотых подсолнухов. Манила, звала за собой, шептала что-то, губы выпачканы вишневым соком.
– Постой! Подожди меня! – позвал он и шагнул за ней.
Но Инка уже исчезла среди качающих головами, обращенных к солнцу цветков. И вдруг снова глянула на него откуда-то сверху, высушенная, строгая, с тонкими злыми морщинками в уголках глаз. Сжала тонкие губы, качнула головой и каркнула своим резким беспощадным голосом:
– Это все, Володя! Все!
Он почувствовал вдруг под лопаткой пронзительную, разрывающую все тело на части боль. Инкино лицо затуманилось. Навалилась чернота. Володя закрыл глаза и упал головой на холодный черный руль. Грузовик икнул, закрутился на дороге и медленно съехал носом в высившийся на обочине сугроб.
Вероника сидела за обеденным столом и машинально передвигала туда-сюда чайные ложки. Два часа назад все закончилось, эта женщина, Галина, увезла Володю в Омск. У нее почему-то не получалось даже мысленно употреблять слова «труп», «тело», она по-прежнему называла его Володей. «Была в морге на опознании Володи», «Галина договорилась о транспортировке Володи» и т. д. Она произносила его имя буднично и почти ничего не чувствовала при этом. Даже удивлялась себе – такое спокойствие на фоне истошного отчаяния остальных. Ее же с самого начала, с разбудившего ночью квартиру телефонного звонка, окутало странное безразличие, апатия. Как будто она заранее знала, что этим кончится, предвидела и теперь нисколько не удивлена, не шокирована. Спокойно отвечала в милиции на вопросы, рассудительно объясняла, что о незаконных махинациях сожителя ничего не знала. Ей сообщили, что Володя погиб в ходе крупной операции по разоблачению расхитителей социалистической собственности, что виноват в случившейся трагедии, прежде всего, начальник станции Матвейчук Федор Иванович, что он пойдет под суд… Она кивала и говорила, что никого не винит…