ступня такая что ступить некуда,
горсть пальцев,
слепая кишка,
глухое сердце,
немая печень,
две пятых от двух полузадниц,
мерка слизи для личного употребления,
корень всяческого зла словно отнерестившаяся горбуша буйный,
кровь угря в холодных указательных,
пузырь вздутый до таких размеров, что юный Мастер Шемми едва явившись на рассвете предыстории видя себя в подобном виде при играх в колкие слова в детском садике «Грифотрофо» на Фиговой Аллее!!! Шувлин, Старая Голяндия (вернемся ли мы туда ради звуков — осмысленных или просто болтовни? ради бряцанья новейших анн? за пригоршню лир и лиретту со звоном? за двенадцать алтын и семишник? за полушку с осьмушкой? — ни даже ради динара! и нет и нет и нет!) уже диктировал всем своим малым боратьям и сосистрам главную загадку вселенной: Сим спрашивал когда муж не муж?: и давал совет: не спешите детишки, ждите когда подъем воды встанет (ведь день его начинался с полуночи) выставив как приз остросладкий плод, малый дар прошлых лет ибо их медный век еще не пошел в чекан, победителю.
Один отвечал — когда небеса дрожат как трясуны,
другой отвечал — когда богемляне квакают как квакеры,
третий отвечал, нет, обожди минуточку — когда он решится и станет гнустик,
еще один отвечал — когда ангел смерти опрокидывает жизни стопку,
а еще один отвечал — когда во вне вино но не пиво пье,
а еще один — когда смазливая кошить его укокошить,
а один из самых маленьких отвечал мне, мне, Симу — когда папа пепу парит,
а один из самых смышленых отвечал — когда он ет е яблокукен и змей зебя зо жукен,
еще один отвечал — ты будешь стар я буду сед пойдем соснем с тобой сосед,
а еще другой — когда труп ногами затопает,
а другой — когда его только что спереди обтяпают,
а другой — да когда манана у него нет,
а еще — когда те свиньи что учатся порхать летать научатся.
Все было неверно, Сим взял словно доктатор себе пирог, а правильное решенье — все сдаются? — ; когда муж — пусть скалы треснут и трясутся — Сам того пожелает.
Сим Сам того хотел, этот Шем, и был он, стало быть, сущая липа.
Шем был липой, низменною липой, и эта низменность выползала вовне прежде всего виа продукты питания. Столь низмен он был, что предпочитал консервированного лосося Гибсена за дешевизну его и вкусовые качества к утреннему чаю прелестной икристой семге или ее игривой молоди или зрелому рулету из копченой ее же когда бы то ни было изловленной на стальной крючок меж Скоклаксом и Мостодоостровом, и много раз повторял он в своем ботулизме что ни один в джунглях произросший ананас не пройдет с таким смаком как крошево из ананьясовых банок Файндлендер и Гладстон, Угловой Дом, Ингленд. Ни один голубокровавый бифштекс балаклавы поджаренный на огне за веру и толщиной в палец или ножка под желатиновым желе парного барана или хрюкающий хрящик с хреном или честная часть сочного печеночного паштета с горсткой сливовой каши плывущей по блатам дубомогильным не добирались они до этого грешедушного юдоши. Ростбиф из Старой Зеландии! Он не желал к нему прикасаться. Смотри же что бывает, когда жидкий соматофаг проникается ответным чувством привязанности к дравоядному лебедю? Он просто рвется прочь как прочервач говоря, что скорее развяжется с чечевичною мешаниной в Ервопе нежели станет мешаться с мешками Ерландского горошка.