Теперь, когда Виктора не отделяли от окружающей природы шторки «Опеля», он увидел, что длинная стрела дороги на Володарку здесь оказалась выгнутой, словно натянутый лук. Выезд от старого, закопченого паровозным дымом здания вокзала оказался в районе нынешнего кафе; черный бревенчатый мост соединял берега в районе будущей Моршколы и дальше дорога поворачивала, нацелившись прямо на дымящие трубы Арсенала. Дойдя до места нынешней трассы, шоссе поворачивало направо, взяв курс на извивы Верхней Лубянки по высокому зеленому правобережью, у нынешней газозаправки вновь отклонялось направо, чтобы обогнуть старицу, и, наконец, вливалось в Новую Слободу за квартал от нынешнего памятника Артиллеристам, нацелившись прямо на шпиль Тихвинской церкви, что виднелся на горе за двумя важными, роскошными, как пожилые купцы первой гильдии, домами.
«А вроде же при фачистах мост не там был», подумал Виктор. «Или мне в суматохе померещилось?»
Тем временем, автобус повернул к Зарецкой слободе, и вскоре за окнами замелькали зажиточные купеческие домики; часть из них Виктор помнил в детстве, некоторые дожили даже до наших времен, изменившись, уйдя в землю, и потеряв свое первоначальное вишнево-красное обличье. За домиками, совсем рядом, блестела под весенним солнцем широкая и полноводная Десна, и Виктору на миг показалось, что он едет в каком-то сне, где все так неестественно и правильно — и низкое урчание мотора, и яркая зелень деревьев, среди которых на крутом берегу прятались новенькие крашеные дома, и этот блеск реки, которого он никогда не замечал, глядя в другой эпохе из окна троллейбуса, как и церквушку, белевшую на фоне деревенских изб на другом берегу.
За пышным, словно дворец, красно-белым зданием Торговой школы, дорога пошла плавными волнами вверх и вниз, от нее по меловым кручам разбегались извилистые проулки, вдоль которых, как грибы на пне, лепились на склонах дома, там, где крутизна берега прерывалась случайным уступом.
Ветер, развевавший занавески на окнах, донес знакомый запах железной окалины: это дышали огнем печи Арсенала, они горели днем и ночью, не имея ни сна, ни выходных. Центр фасада Литейного дома, прямо на месте нынешнего парадного крыльца, изуродовала какая-то странная, толстая граненая труба; на самом здании не было бросавшхся в глаза белых пилястров. Зато рядом, на каменных заводских воротах, похожих скорее на триумфальную арку, висел циклопический, несуразно огромный двуглавый орел, напоминая о казенном собственнике завода.
Вместо Соборного моста на пути от Зарецкой слободы к Подолу в конце улицы показался Живой мост, полностью соответствующий своему имени: это был какой-то жиденький настил, который нырял и качался на волнах от каждой проезжающей телеге так, словно по нему на полном ходу пролетал танк. Хлипкие перила из тонких жердочек на редких стойках ограждали пешеходов от водной стихии чисто символически, и, вдобавок, торчали только с одной стороны, где при падении могло затянуть под мост; с другой стороны, очевидно, спасение утопающих было делом самих утопающих. Для прохода судов сооружение, очевидно, разводили.