…- И это все, Виктор Сергеевич, блестяще подтвердила ваша история, — продолжал Ленин. — Товарищ Троцкий, конечно, сильный логик. Он твердо следовал представлениям Маркса и Энгельса 19 века: Россия — это только остановка в пути, главное — мировая революция, и пролетариат развитых стран поможет построить русским братьям счастливое и справедливое общество… Не поможет. Не по-мо-жет! Пролетариат, в том виде, в каком его видели Маркс, и Энгельс, в двадцатых-тридцатых годах разлагается, его захлестывает мещанское, мелкобуржуазное болото, погоня за личной выгодой, а на этом играют финансовые и промышленные магнаты, растлевая рабочих, заражая их жаждой легкой добычи. Они говорят рабочему: наша страна развита лучше, у нас много оружия, пойди и отними силой у соседа все, что ты пожелаешь. Отрезвить этот растленный пролетариат может только его поражение в войне с Россией. С новой Россией, которая за пятнадцать лет ценой неимоверных народных усилий создаст заводы, фабрики, получит корабли, бронетехнику и авиацию — не имея зрелого и сознательного рабочего класса, с массой людей, в процессе перековки. Могло ли это чудо создать полуанархическая стихия вчерашних крестьян? Не могла.
Виктор кивнул. Хотя все советское время его учили прямо противоположному. Пусть говорит, хоть какая-то информация о мыслях и настроениях.
— Вы хотите сказать, Сталин…
— Да, да, да! Сталин создал вынужденное бонапартистское государство. Хотел Сталин стать советским Бонапартом, или не хотел, но стать им он был вынужден, либо на его место стал бы кто-то другой, помоложе. Я не могу окончательно судить, насколько сталинское государство было прогрессивным, насколько реакционным, но главную задачу, мировую задачу оно выполнило! Человечество было спасено от нашествия цивилизованных людоедов! Сталин никогда не был сильным философом, но у него хорошая интуиция эмпирика. А потом, после победы, после смерти Сталина, пошло опьянение успехами, головы закружились. Бонапартистское государство объявили причиной всех бед, провозгласили коммунизм с сегодня на завтра, не заметив, что процесс разложения, омещанивания рабочего, вашего советского человека, все равно идет, семья и школа этого процесса не остановят, и надо искать причины и средства лечения. При Брежневе сделали полшага назад, признали, что бонапартистское государство в какой-то мере будет, никуда не деться, но и омещанивания не остановили, вернее сказать, боялись признать этот общественный недуг. В итоге — переворот, контрреволюция, и снова бессмысленная попытка строить теперь уже капиталистическое государство без зрелой буржуазии, на одних идеалах Великой Французской революции, безжалостно разбивающиеся о цинизм переродившегося, глобального колониализма мировых держав.