— Это уже неважно… Слушайте, Варя, мне все здесь внушают, что у нас после всей этой демократизации и попыток строить гражданское общество, неизбежна эпоха сталинизма, бонапартизма, авторитарного государства какого-то. И что мы должны воспринять это нормально. Вот вы скажите, у вас там все же к демократии идут, ну неужели мы не можем быть свободной страной?
— Я для вас последняя надежда услышать то, что вы хотите услышать? Виктор Сергеевич, а что такое у вас свобода? Что такое независимость? Кто у вас гражданское общество? Вот те, кто по всем городам уничтожают природу, застраивая поймы — гражданское общество? Или те, для кого важно купить квартиру с красивым видом, а как будут жить потомки, на это наплевать? Ну покажите, что вы общество, защитите хотя бы среду своего жизнеобитания. Свобода начинется с очень простого шага — с умения переступить через свои личные интересы ради других. С шага от животного к человеку. И пока у вас этого не поймут, вы будете вечно выбирать между своим авторитарным государством и оккупационным режимом.
Виктор молчал. Мысли путались.
Где-то неподалеку прокричала ночная птица. Крик был странный, незнакомый.
— Все, — сказала Варя. — Вам пора.
В глаза ударил яркий солнечный свет. Виктор зажмурился и на миг остановился.
Мир наполнился шумом. Голоса, шум моторов, музыка откуда-то сзади, тепловозный гудок где-то неподалеку.
Виктора окутало тепло. Тепло майского вечера. Кто-то слега толкнул его, пробормотав «Стал тут…» и пошел дальше.
Запах альпийских цветов сменился запахом пыли и бензина.
«Получилось. Получилось…»
И тут по ушам ударил резкий визг тормозов — рядом, совсем рядом, — глухой удар и мир взорвался ропотом и криками.
Виктор открыл глаза. В полушаге от него стоял черный «Фольксваген-пассат» с помятым капотом. Людская масса на переходе рванулась к нему, как опилки к магниту.
Виктор обошел машину и заглянул через головы окруживших ее. С левой стороны, на асфальте, навзничь лежал незнакомый парень с окровавленным лицом — похоже тот самый, что пару секунд назад толкнул Виктора. Из приоткрытой двери «Фольксвагена» показалось лицо блондинки с широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Уроды! Прямо на переход неслась!
— Скорая? Скорая? Человека сбили, умирает! У Тимашковых! Фамилия? Да какая, к черту, фамилия!
— Небось, по телефону… Вы видели?
И тут Виктор понял, что он, наверное, единственный из присутствующих, кто не видел происшествия.
«Они не убили меня. Они спасли. Отправили в прошлое и спасли. Но вместо меня погиб другой. За меня гибнут другие, и я в долгу…»