— А чем вы раньше занимались? — спросила Серафима Сергеевна, пока Виктор неторопливо допивал вторую чашку чаю, а Глебов с Думенкой в соседней комнате ставили подпись, что выливалось у них в долгие разговоры о жизни и делах.
— Изобретал, — спокойно ответил Виктор, — особо коловращениями людей и обществом не интересовался, а рассказывать о моих опытах вряд ли будет интересным.
— Но что-то заставило вас все бросить и уехать?
— Ну, в жизни обычно масса причин так делать. Например, деньги кончились и пришлось все распродать.
— Батюшки! Так вы от кредиторов бежали? — Серафима Сергеевна отставила ото рта белое фаянсовое блюдце, которое она только что пыталась остудить своим дыханием.
— Нет, что вы… Я люблю честный расчет и долгов за мной не числится. Так что искать никто не будет, не беспокойтесь. Но — придется начинать с самого начала. А город ваш хороший, перспективный.
К счастью, даже в этом мире время нельзя растянуть до бесконечности. Виктор это понял, вновь очутившись на свежем воздухе, и чувствуя как его бедро морально греет сложенная вчетверо заветная бумажка. Бродившие по небу с утра легкие тучки разошлись, и путь к Голландской Казарме казался ему простым и ясным, как это хрустально-голубое небо, в котором плескались молодые кудри невысоких березок, высаженных у домов хозяевами для возврата привычного деревенского уюта. Тем более, что он прожил в этих местах большую часть своей жизни, да еще и в нескольких реальностях.
Но не тут-то было.
Откуда-то из-за угла послышался свист, и на улицу тут же вылетело человек шесть пацанов с перекошенными лицами, босиком, в расстегнутых рубахах; пара из них была с кольями, один с гирей на цепи, у еще троих Виктор оружия не заметил, но было и коту ясно, что шобло собирается кому-то ввалить конкретно.
«Спокойно», подумал Виктор. «Если местные пацаны те же, что и в начале семидесятых, надо просто уйти в другую плоскость. Никакой реакции, как будто это тут каждый день и тебя не колышет».
Шобло с криками пронеслось мимо.
«Пронесло».
И не успел Виктор это подумать, как из-за угла вылетел поотставший седьмой, с обрезком трубы в руке. Свинцовой — это Виктор понял по характерному серому цвету.
«Блин, древний Рим какой-то».
— А ты че тут ходишь, — заорал пацан на Виктора и рванул на сближение, правда, не замахиваясь.
«Че, завязка?»
Выдергивать доску из забора было поздно. Виктор засунул руки в карманы (кто знает, что в этих карманах, может, кастет, может, нож или револьвер).
Пацан не тормозил.
«На вшивость? Или?»
Их разделяли шага три. Обоим бить еще рано.