На окне пятый день подряд одна и та же птица теребит сворованные крошки пиццы. Ее нетрудно узнать – день ото дня она все жирнее. Если следовать философским взглядам моего отца, толстые люди склонны к унынию, а унылые, как правило, нездоровы и неуспешны. Вот так все просто. Сам он ну никак не подходит под определение «толстый», но, как говорит мама, вынужден следить за фигурой, чтобы не прибавить, особенно что касается такой проблемной зоны, как живот. Закипает турка. Отец литрами пьет эспрессо. Звенит чашка; тут же другая шмякается об пол. Каждое утро у него что-нибудь да падает из рук. Я решил, что пора ставить отдельные зарубки. «Его руки трясутся, как осиновая листва». «Осиновая листва» – звучит смешно, когда я пытаюсь это произнести; я даже не знаю, как выглядят осины. По крайней мере, пальцы отца дрожат, когда он вытягивает руки в стремлении убедить нас с Анной-Мари, что он не представляет угрозы для пациентов. «Какая там опасность! – повторяет мать, протягивая нам пачку фотографий, наверняка любовно подверстанных секретаршей в фотошопе. – Стоит только сравнить до и после, как все становится очевидно!» Хлопает дверь. Я считаю до семидесяти двух. Стрекоча, поднимаются рулонные ворота гаража. Чем бы теперь себя занять?
Конец мая. Я гамаю и пялюсь в окно. Просыпаясь, пишу записки, жду, потом ем, когда придется. Моюсь раз в неделю, стираю тогда же. Веревка без дела не висит.
Как правило, птицы стайками бросаются вниз – но вычислить их предводителя я пока так и не смог. Нас разделяет стекло, я могу наблюдать за ними, и этому ничто не мешает. Они даже не поднимают голов, когда я что есть силы машу руками по ту сторону окна; нахохлившись и распушив перья, они полностью поглощены крошками и совершенно безмятежны. Как я завидую их спокойствию. Но с чего бы им меня бояться? Разве я не прилагаю все усилия к тому, чтобы стать невидимкой?
Стоило мне на секунду отвлечься, начать считать звездочки на окне Карла, задумавшись, были ли у него когда-нибудь дети, как они уже упорхнули и спрятались под козырьком крыши, выглядывая из щелей в кладке. В десять тридцать в шавермочной снова достали вчерашний вертел, с десяти минут двенадцатого он принялся крутиться. До полудня я продолжаю изучать повадки птиц. В этом я уже не новичок. Сначала следует определить семейство. Я делаю снимок самой видной птицы в стае, распечатываю и прикалываю на стену рядом с фотографией Ким и моим портретом. «Тут ты будешь в хорошей компании», – думаю я. Самую видную птицу я описал бы так: яйцеобразная, коричневая, с острым клювом, живет в щелях в каменной кладке, скачет на двух ногах, пищит наподобие телефонного звонка, смелая и доверчивая. В итоге я пощу свои наблюдения на форуме любителей птиц, взяв себе ник