— Да тутова где-то... — крутил головой по сторонам ошалевший Перхуша.
— Что ж ты на кладбище заехал? — зло крикнул ему доктор.
— А так вот, барин, и заехал... — морщился возница.
— Ты раньше-то небось бывал здесь, дурак?! — выкрикнул и закашлялся доктор.
— Бывал! — крикнул Перхуша, не обидясь. — Да токмо летом.
— Так какого ж черта... — начал было доктор, но метель влетела ему в рот.
— Бывал, бывал... — вертел головой, как сорока, Перхуша. — Вот токмо где кладбище у них, и не упомню... напрочь не упомню...
— Поезжай! Чего стал?! — вскрикнул, закашлявшись, доктор.
— Невдомек ехать-то куда...
— Кладбище далеко от села не бывает!! — заорал вдруг доктор так, что сам испугался.
Перхуша не обратил на этот крик никакого внимания. Он подумал еще немного, крутя головой, потом решительно повел самокат влево от кладбища, в поле.
«Ежли то развилье было к Посаду и на луга, а кладбище рядом с Посадом, значитца, верно я поехал. Да видать, и тут развилье было — к Посаду да к кладбищу, а мы его и не приметили. Таперича влево надо ехать, там Посад, а за ним и луга».
Доктор, успокоившись и придя в себя от собственного крика, даже не спросил, почему Перхуша не поехал назад этой дорогой, а свернул и правит самокат прямо по полю.
«Ничего, ничего... — зло подбадривал себя доктор. — Дураков много. А мудаков еще больше...»
Перхуша, тяжело прошагивая по глубокому снегу, вел самокат в поле. Он был так уверен, что Посад впереди, что даже особо и не вглядывался в клубящуюся снежную мглу, нехотя расступающуюся перед ним. Самокат полз с трудом, лошади тянули тяжело, но Перхуша шел и шел рядом, оставив правило и слегка подталкивая самокат, шел с такой уверенностью, что постепенно заразил ею и доктора.
— Щас приедем... — бормотал Перхуша себе под нос, не переставая улыбаться.
И действительно — скоро впереди в снежной круговерти показались очертания дома.
— Доехали, дохтур! — подмигнул седоку возница.
Увидев приближающийся дом, доктор почувствовал, что смертельно хочет курить. Еще ему захотелось скинуть отяжелевший пихор и свинцовый малахай, снять промокшие сапоги и сесть к огню.
Перхуше же очень захотелось выпить квасу. Он высморкался в рукавицу и пошел спокойней, отпуская самокат вперед.
«Кто ж у них с краю живет? — бессмысленно вспоминал Перхуша, хотя из старопосадских знал он только Матрену, ее мужа Миколая и старого Жопника. — Матренин дом третий справа, а Жопника — рядом с Матрениным...»
Он глянул из-под нависшей шапки на приближающийся дом и обмер: это была не изба. И даже не овин и не сенник. И на баню это тоже не было похоже.