29 апреля 1915
Поехали забирать дядю Отто. Скоро мы уедем на каникулы в Дессау — наконец-то! Я бы там осталась навсегда. Я думаю, может быть, дядю Отто не убили. Может, это еще не наверняка. Зачем ему надо было умирать?
Теперь дамы приходили в шёнебергский дом не поболтать — поплакаться. Всегда выдержанная, сочувственная, надежная, Йозефина знала, что делать, что сказать, она облегчала их горе, давала им покой, когда это казалось не в человеческих силах. Они приходили, как притихшие вороны. Их черные одежды шуршали по паркету, как осенние листья. Мало-помалу Йозефина брала на себя роль главы семейства. Все женщины верили, что Йозефина Дитрих — самая сильная из них. Возможно, они были правы. Девочки, притаившись на лестничной площадке, смотрели, как их мать выносит гостьям подносы с угощеньем: бутерброды с ливерной колбасой и дымящийся кофе. Она верила, девочки знали, в пользу пищи, как лекарства от горя, она считала физическую поддержку тела необходимой в тяжелые для души минуты. И в самом деле, дамы покидали ее дом несколько приободренные. Глядя на них, Лизель хотелось плакать от сочувствия к этим черным, согбенным в скорби фигурам. Лина, не будучи любительницей беспощадной реальности, предпочитала видеть жизнь под своим углом зрения. Когда только что овдовевшая тетушка Валли приехала к ним погостить, Лина была вне себя от радости.
4 февраля 1916
У нас тант Валли. Как чудесно! Я только что положила на ее кровать сосновую ветку с бумажными розами и стишок, который сама написала:
Я сорвала бы для вас
Прекрасные розы,
Но на дворе зима,
И розы мои из бумаги.
Смотрите на них
И думайте обо мне.
Я люблю вас.
6 февраля 1916
Тант Валли такая душечка! Вчера она была в черном платье с белым воротником и белыми манжетами. Выглядела божественно. Шикарно. И эти черные лакированные туфельки! Вчера вечером я вовсю расцеловала ее, но мне как будто чего-то не хватает — она-то целует меня только один раз. Я, конечно, счастлива, когда она меня целует — как Грета в Дессау, но ведь она же моя тетя. Лизель тоже липнет к ней с поцелуями. Вчера, когда я играла «Ностальгический вальс» Бетховена для нее, она плакала. Мне хотелось бросить скрипку, кинуться к ней и поцелуями стереть ее слезы.
10 февраля 1916
Тант Валли уехала. Это ужасно. Она дала мне серебряный браслет, который мне не разрешают носить в школу. Вот удача: я подобрала несколько недокуренных сигарет с такими шелковистыми кончиками — они курили с тетей Эмини. Когда она уехала, я села у ее кровати и плакала бесконечно. Даже теперь, делая домашнее задание по математике, я вдруг расплакалась, потому что подумала, как у нас все опять стало тихо.