жены. Ферма была перед нами! Зеленые ставни с вырезанными сердечками, решетчатые окна с полосатыми льняными занавесками, зеленая скамейка, освещенная солнцем, и ярко-красная герань — повсюду. Водяной насос, деревянный лоток для стока воды, красно-белые клетчатые скатерти, кровати с пуховыми перинами и подушками, часы-ходики с кукушкой и даже хлев с едким запахом, которым нас приветствовала наша собственная корова. Отец все устроил, как классный реквизитор! Мать воочию увидела заказанный ею идеал австрийской фермы.
— Папиляйн, а чуланов для одежды хватит? — поинтересовалась мать и, не дождавшись ответа, отправилась осматривать дом, но найти изъян ей не удалось. Мы пробыли на ферме довольно долго — Тедди, я и корова. Отец был все время очень занят — отвозил и сопровождал мать в Зальцбург, на его знаменитые фестивали. Тами выступала в своей обычной роли «компаньонки для прикрытия», то есть подруги кавалера моей матери на этот вечер.
Если мать утром оставалась дома, она поднималась спозаранку и наблюдала за фермером, доившим корову, то и дело предупреждая его, чтобы он не причинял корове боли, не то ему несдобровать. Пока кофе и хлеб подогревались на печке, выложенной изразцами, мы сидели за красивым крестьянским столом. Разодетые в шелка, атлас и кисею, мы забывали свою роль «селян» и, напротив, выставляли напоказ свою городскую искушенность, читая утренние газеты совсем в духе Ноэла Коуарда. Правда, мы с Тами не читали, а только слушали. Но мы всегда были готовы к шоу под названием «завтрак».
— Папи, и все-таки они поженились. Эта ужасная женщина Симпсон теперь герцогиня Виндзорская! Король издал указ, что к его брату следует обращаться «Ваше королевское величество», но его жена и дети не вправе претендовать на такое обращение. Да у них и не будет детей, уж это нам известно! Хорошо еще, что к ней не обращаются «Ваше королевское величество». Такая женщина недостойна и титула герцогини Виндзорской. В конце концов она всего-навсего американка, получившая развод.
Через несколько дней мы узнали, что изумительная Джин Харлоу умерла в возрасте двадцати шести лет от почечной недостаточности. Дитрих была вне себя от злости.
— Все из-за ее матери, этой кошмарной фанатички Христианской науки! Она убила свою дочь! Врачей на порог не пускала. Уильям Пауэлл сам отвез Джин в больницу… Увы! слишком поздно. Ее уже не могли спасти. Кто-то должен убить ее мать. Может быть, это сделает Пауэлл, но он едва жив от горя. Луис Б. Майер мог бы этим заняться. Джин была настоящей звездой — дивное тело, чудесные волосы. Правда, стоило ей открыть рот, сразу становилось ясно, что она из американского простонародья. Но когда она