…Она больше часа проводит на сцене, дерзко пытаясь с помощью лучших осветителей, лучшей косметики, лучших современных моделей нижнего белья воссоздать магический образ женщины, при виде которой более тридцати лет назад во время войны у солдат бегали мурашки по коже.
Поклонники ее обожают.
Похожая на заводную куклу, она нагло старается воссоздать прежний образ «немецкой легенды», манерно исполняя такие песни, как «Мой голубой рай» и «Ты — сливки в моем кофе».
Когда она направляется за кулисы, чтобы снять свое манто, ноги плохо ей повинуются…
Концерт заканчивается; поклонники бешено аплодируют. В воздух взмывают и летят на сцену обязательные розы, предусмотрительно сложенные перед рампой.
Теперь вы понимаете, почему эта маленькая старая леди продолжает петь. Вовсе не из-за денег. Ради денег она бы не стала затрачивать такие усилия…
Держась, чтобы не упасть, за красный занавес, она отдает поклон за поклоном. Она все еще кланяется, все еще машет рукой, все еще упивается этой волнующей атмосферой, а мы уже покидаем зал.
Когда мы вернулись домой, приходящая няня смотрела по 9 каналу фильм в программе «Ночное кино».
Название фильма — «Шанхайский экспресс»; он был снят в 1932 году; в главной роли — Марлен Дитрих.
«Какая она была потрясающая», — сказала няня.
«Да, была», — ответил я.
Через пять дней после этой разгромной рецензии мать прибыла в театр на вечерний концерт. Моя подруга — наша спасительница прилетевшая в Австралию из Канады год назад, в это время как раз была в Сиднее и предложила заменить меня в качестве «сторожевого пса» при матери и помочь ей одеться. Мать, совершенно пьяная, сидела в своей уборной, тщетно пытаясь протрезветь с помощью черного кофе; с ней была подружка одного из музыкантов. Они вдвоем кое-как запихнули Дитрих в корсет и надели платье. Затем, при первых звуках музыкального вступления, донесшихся из громкоговорителя, вышли из уборной, с двух сторон поддерживая свой драгоценный груз. Добравшись до кулис, они поставили мать возле занавеса. Внезапно она пошатнулась и упала.
Дирижер, видя, что Дитрих не выходит, дал знак оркестру повторить вступление; а Дитрих тем временем уносили из-за кулис обратно в уборную. От шока при падении она протрезвела достаточно для того, чтобы понять: с ее левой ногой что-то случилось — на нее нельзя наступить.
Концерт пришлось отменить; покалеченную Дитрих следовало как можно быстрее унести из театра. Но она, не желая появляться перед собравшимися у артистического входа фанами «крупным планом» в сценическом туалете, заставила сначала себя переодеть. Чтобы платье, когда его будут снимать, не порвалось, надо было бы поставить Дитрих на ноги; обвив руками шею растерявшегося продюсера, она буквально на нем повисла, пока две женщины стаскивали с нее платье и надевали костюм от Шанель.