Терри вперил в меня испытующий взгляд.
– Пиздеж! Даже не пытайся мне это впарить, Юарт. Это потому только, что ты забитый, пассивный и нелюбопытный колдырь. Побывать везде надо, старина. Представляю тебя в деле: пять минут в позе миссионера и обратно – в пивнуху.
– Смотрите-ка, как заговорил, а? И то верно, чего ждать-то? Зачем, по-твоему, шотландцы изобрели преждевременную эякуляцию? Чтоб больше времени на паб оставалось. Хайль Шотландия! – Я поднял бокал, и дяханы подняли свои в ответ.
Терри посмотрел на меня взглядом хищника.
– Ты с сестренками Брук больше всех тусовался. Они из «Флюида» не вылезают. Ты когда-нибудь пялил их обеих, шведской тройкой?
Читает, сука, мысли. Билли навострил уши, а Голлины глаза, как две огромные спутниковые антенны, направлены на меня. Меня немного переклинило, я подумал, что кто-нибудь из сестренок мог дать Терри весь расклад, поэтому я решил, что честность – лучшая политика.
– Не-а, как-то раз они пришли ко мне обе после «Флюида».
– Да, та телка окатила тебя тогда флюидами как надо, – сострил Голли.
Терри улыбнулся, как будто створку доменной печи приоткрыл.
– У меня есть для тебя история, я ведь в нее потом в ответку запустил, – говорит.
Дело в том, что он не брешет. Жирная тварь. Как он этого добивается – выше моего понимания. Поперек себя шире, одежда и прическа вышли из моды десять, нет – пятнадцать лет назад. Род, бля, Стюарт эйсид-хауса, на хуй.
– Отвали, Лоусон, – фыркнул Голли. – Хули он пиздит.
Терри посмотрел на него, как бы говоря, уж мы-то знаем, в каком ты был тогда состоянии, но не успел это вымолвить, Голли поддал газку:
– Ну же, Юарт, что там было с Брукихами?
– Ну так вот, пришли ко мне обтаблеченные все в никакос. Ну сами понимаете: танцевали, обнимались, целовались, создавали, в общем, позитивные, бля, вибрации. Потом притомились немного и завалились на диван. Тут я и предложил, чтоб мы все втроем пошли и зарубились на моей большой кровати. Только вот к тому времени из-за гребаного экстазина я превратился в лесбияна, на хуй. Я даже не помышлял о том, чтоб вставить, эта чувственная возня меня вполне устраивала. Карен сразу вписалась, вся такая «это будет здо-роо-вооо», зато Лесли – ни в какую. Я не собираюсь раздеваться и ложиться в постель с собственной сестрой, говорит. Тогда я такой: да ладно, Лес, вы же девять месяцев провели в одном лоне. Просто представь, что эта кровать – одна большая матка. Меня другое волнует, говорит, проблема в том, что ты будешь там с нами, и тебя в нашем лоне я представляю как огромную плаценту.