Терри присел на стул, казавшийся слишком изящным и декоративным, чтоб его выдержать, и принялся вгрызаться в сэндвич.
– Недурственно, – чавкая, объявил он. Катрин тем временем зачарованно смотрела на него, разрываясь между диким ужасом и любопытством. – Всегда интересно было, какие бутеры в шикарных местах делают. Я, кстати, был тут на прошлой неделе в «Шератоне», у приятеля на свадьбе. Неплохую пирушку закатили. «Шератон» знаешь?
– Нет, не знаю.
– Это на другом конце Принцесс-стрит, там, на Лотиан-роуд. Мне тот райончик не слишком нравится, но теперь там значительно спокойнее, чем раньше. Так говорят, во всяком случае. Я теперь в город редко выбираюсь. В центре так заряжают – не напасешься. Но Дейви с Руфью выбрали это место… Руфь – та телка, на которой мой друган Дейв женился. Хорошая девка.
– Так…
– Не в моем, в общем-то, вкусе, слишком выдающийся бюст, понимаешь. – И Терри сложил ладошки лодочкой у себя на груди, лаская большие невидимые груди.
– Так…
– Но ведь это выбор Дейва, так? Я ж не могу каждому встречному-поперечному указывать, на ком, бля, жениться, так?
– Так, – сказала Катрин с ледяной решимостью.
Она подумала о последних четырех-пяти годах, которые он спит с ней. С ними.
Турне. Еще одно гребаное турне.
– Ты-то сама откуда?
Короткая вопросительная фраза, произнесенная Терри, вырвала ее из гостиничного номера в Копенгагене и забросила в кукурузные поля детства.
– Ну, в общем-то, я из Омахи, Небраска.
– Это в Америке, да?
– Да…
– Всю жизнь хотел съездить в Америку. Тони, мой друган, только оттуда вернулся. Сказал, между прочим, что сильно перехваливают вашу Америку. Каждая суч… пардон, все гонятся за этим, – Терри потер большим и указательным пальцами, – гребаным янки-долларом. Здесь, между прочим, тоже такая мода пошла. На станции Уэйверли за сортир тридцать пенсов берут! Хочешь поссать – плати тридцать пенсов! За такие бабки надо проссаться как следует. Я б и посрал заодно, если все в одну цену, старина! Что это за хрень, скажи, пожалуйста, если знаешь!
Катрин угрюмо кивнула. Она не очень-то понимала, о чем говорит этот человек.
– Так и что занесло тебя в Шотландию? Первый раз в Эдинбурге?
– Да… – Этот жирдяй ее не знает. Катрин Джойнер, одна из величайших в мире певиц! – Вообще-то, – надменно затянула она, – я буду выступать.
– Типа, танцевать?
– Нет, петь, – прошипела Катрин сквозь стиснутые зубы.
– А… Я сначала подумал, может, ты танцуешь по клубам в Толлкроссе, че-нибудь в этом роде, но потом решил, что этот плейс шибко навороченный для гоу-гоу-герлы… – он оглядел громадный сьют, – надеюсь, ты не обижаешься. Ну так, и чего ты поешь?