Раненые сочувственно засмеялись.
— Сколько было мяса вначале? — спросил Воронько хмурясь.
— Свежего-то? Чуть поболе семидесяти четырех фунтов, — с уверенностью ответил красноармеец. — А как сварилось, в аккурат — пятьдесят. Двадцать четыре фунта как не бывало.
Воронько почесал голову, сдвинув на сторону фуражку, и обратился к «комиссии»:
— Теперь надо другую сторону послушать… Пускай повара приведут. Только смотрите, без глупостей! Если кто тронет его хоть пальцем, с тем я отдельно поговорю! Михалев, сходи с ними, последи за порядком!
Привели повара. Неповоротливый, болезненно тучный, он мелко семенил ногами и, как улитка, втягивал голову в плечи при каждом окрике.
Его поставили перед Воронько.
— Рассказывай, кок, воровал мясо или не воровал? — приказал тот.
Повар заплакал. Дрожа обвислыми щеками, он стал клясться, что за тридцать лет работы не взял казенного ни на полушку, что мясо уварилось, что у него жена — старуха, а дочка на сносях от красного командира…
— Не заставьте безвинно пострадать, голубчики! — задыхаясь, выговаривал он. — Честно работал, видит бог!
— Знаем вашу честность! — крикнул рыжий.
Но его никто не поддержал. Раненые уже успокоились, и вид жалкого, плачущего старика подействовал на всех угнетающе.
— Отвечай, кок, — сказал Воронько, дергая себя за ус, — сколько бывает уварка?
— По-разному, голубчик, — всхлипнул повар. — Какое мясо… Другой раз и треть от всего может уйти.
Кругом зашумели.
— Ша, громодяне! — повысил голос Воронько. — Надо проверить, брешет он или нет. Свежее мясо есть еще, кок?
— В подвале, к ужину осталось.
— Давайте его сюда!
Когда мясо вытащили наверх, Воронько сказал повару:
— Режь ровно три фунта. Но, смотри, тютелька в тютельку.
Все придирчиво следили, как повар взвешивал отрубленный от тушки сочный кусок филея.
— Ставь чугунок на огонь! — распорядился Воронько. — Сейчас, товарищи, сварим этот кусок и посмотрим, сколько останется, а там решим — виноват старик или нет.
Кто-то недовольно протянул:
— До-олгая история!
Человека расстрелять, известно, быстрей, — нахмурился Воронько. — Ничего, подождешь!
— Правильно! — заговорили раненые. — Это он дельно придумал!
…Мясо варилось больше часу, и все это время члены «комиссии» и раненые, не отрываясь, следили за кипящим чугунком. По кухне растекался пар. Запахло жирным мясным бульоном. И послышались голоса:
— Ох, и жрать охота! Без обеда ведь сидим!
— Кабы не затевали бузу, давно были бы сыты!
Сварившееся мясо взвесили. В нем не хватало одного фунта и трех золотников!
Арифметикой занимались все. Имевшиеся у Воронько и Алексея карандаши разломали на шесть огрызков, каждому члену «комиссии» Воронько выдал по листу бумаги из тетради.