Скандалы обычно заканчивались так: возникала неотложная потребность в авиационной разведке, его вызывали в штаб, строго-настрого предупреждали, что прощают в самый что ни на есть последний раз, возвращали оружие, и инцидент считался исчерпанным до следующего случая.
На этот раз было иначе. Брокман не распекал его: он допрашивал. И по голосу председателя ЧК летчик понял, что дело не шуточное.
— Постарайся вспомнить, при каких обстоятельствах ты получил приказ.
Филиппов потер лоб:
— Сейчас припомню… Второго вечером я был в Маркасовском… Точно! Вспомнил. Был я в тот вечер у одной своей… ну, как тебе сказать… знакомой. Туда мне и принесли пакет.
— Прямо к этой знакомой?
— Ну да. Не впервой. В штабе всегда знают, где меня искать.
— Вот как? Значит, ты с нею давно знаком?
— Давно не давно, а недели две есть.
— Как ее звать?
— Дунаева Надежда.
— Где живет?
— Да на кой тебе, скажи на милость? — развел руками Филиппов. — Или отбить хочешь? Не выйдет!
— Я спрашиваю: где она живет? — повторил Брокман. — Мне с тобой шутки шутить некогда!
— Тьфу ты! Ну, в Маркасовском переулке, дом пять.
Алексей и Воронько записали. Филиппов сидел к ним спиной и ничего не видел.
— Объясни мне такую вещь, — сказал Брокман. — Связные из штаба знают тебя хорошо. Они даже секретные пакеты носят на квартиру к твоей знакомой. Как же случилось, что ты их в лицо не запомнил?
— Что ты от меня хочешь, товарищ председатель? — запальчиво сказал летчик. — Что ты меня ловишь, не пойму! Да я всех связных знаю наперечет! Говорю тебе: не помню, кто в тот вечер приходил, потому что был не в себе…
— Пьян, что ли?
— Ну, пьян!
— Ах, вон что! А может быть, твоя знакомая… эта… запомнила?
— Почем я знаю! Спросите у нее… Только не думаю. — Филиппов натянуто усмехнулся. — Я ведь тогда не один пил, сам понимаешь…
— По-онимаю! — протянул Брокман. — Теперь понимаю.
Он достал свою глиняную трубку, набил ее и закурил. Все молчали. Филиппов дробно стучал носком сапога по паркету. Он заговорил первый:
— Может быть, ты все-таки объяснишь, что случилось?
— Придет срок, объясню. Сначала расскажи мне, уважаемый командир авиаотряда, как ты вчера помог белякам потопить нашу артиллерию?
Лицо и шея летчика медленно налились кровью. Он криво улыбнулся. Начиналось то, чего он ожидал с самого начала: нахлобучка за вчерашнее пьянство. И хотя Филиппов чувствовал себя виноватым, это все-таки было лучше, чем непонятный допрос.
— Ты слова-то выбирай, — сказал он. — До сих пор белякам моя помощь боком выходила…
— И еще расскажи, — продолжал Брокман, точно не слыша его, — как. ты, летчик и командир Красной Армии, хлестал самогонку, когда твое место было в бою? Это как называется, трусость или осторожность?