Домишко коллежских регистраторов в две комнатенки с сенями — сущая развалюха. Смех и грех, убожество это разделено на две половины: справа от входной двери — господская часть, слева — помещение для слуги. Одну от другой почти не отличить, везде теснота, серость, и только старая мебель на господской половине, как то: комод, сундук и стол с витыми ножками, показывает, что когда-то тут жили в относительном достатке. Оно, на самом деле, было время, когда у них насчитывалось c дюжину крепостных и два дворовых человека. Но оно безвозвратно ушло. Причиной тому карты, долги и прочее… Однажды сажусь на извозчика в Тамбове, добираюсь до места и хочу расплатиться, а руку-то за деньгами, знаете, кто тянет? Один из братьев! Подзаработать приехал в губернскую столицу. Вот до чего доводит дворян непутевая жизнь!
— А Дудкин лет пять назад так обнищал, что, обучив игре на разных инструментах трех своих мужиков, посылал их по вечерам зарабатывать в деревенские трактиры и питейные дома, — сказала Щеглова. — Так и кормился, пока Андрей Василич не пригласил его к себе на жительство.
Разговоры, между тем, развернулись во всю ширь. Парадная зала наполнилась гулом голосов, который стих, когда серебряная вилка хозяина настойчиво застучала по пустому бокалу.
— Господа, поэтическая минута! — объявил Извольский. — Послушаем стихи, адресованные имениннице… Тимофей Александрович, просим!
Стихи Бершова на подобных мероприятиях местного дворянства были непременным атрибутом. Поэт поднялся, громко прокашлялся и уставился своим единственным глазом на Извольскую. Простирая к ней руку с красивым перстнем на мизинце, он продекламировал:
Тебе все наши поздравленья,
Тебе все наша доброта,
Лобзай, люби во все мгновенья,
И будь любима навсегда!
Окончив четверостишие, Бершов поклонился и сел на свое место с сознанием выполненного долга. Гости, однако, озадаченно переглянулись: они явно ждали от него большего. Да и само посвящение их несколько смутило — его бы адресовать юной особе, а не матери семейства! Наградой доморощенному сочинителю были жидкие хлопки, которые тут же стихли.
— Хм-м, не густо, — заметил поручик Потулов вполголоса.
— И не совсем по адресу, — поддержала его Матякина. — Жаль, что не смог приехать предводитель. У Ивана Николаевича премилые стишки. Правда, он не всегда их читает, стесняется. Не то, что этот Бершов…
— Да, Иван Николаевич мог бы выступить с посвящением, — сказала Щеглова. — Не раз слышала, как он откликался на разные события… Благородная душа, щедрое сердце!
— Анфия Филимоновна, голобушка, — раздался дребезжащий голос старика Петина. — О чем толковал здесь высокий молодой человек? Бершов, кажется.