Штамп этот развеселил Афанасия, приунывшего после истории с отправленным ведьмарям вызовом. Он долго рассуждал, что если существовала «фабрика культурных игр», то, по идее, должна была существовать и «фабрика бескультурных игр» – и какие игры, в таком случае, там производились? Тяжелые предметы для «догони меня кирпич»? Или пачкучие мячики для игры в сифака?
Когда Ул ворвался на чердак, Макс как раз размахнулся костяшкой домино, собираясь звучно грохнуть ею о доску.
– Ры-ры-ры… – краснея от усилия, выговаривал он.
– Не говори «рыба»! Говори «селедка»! – сочувственно подсказал Афанасий. – Ул, подсаживайся! Нам как раз одного не хватает!
Ул, не отвечая, прошел к своему гамаку. Достал свой любимый двуствольный шнеппер, подышал на стволы, обтер рукавом пятнышко смазки и решительно сунул его Родиону.
– Владей! – сказал он.
Родион удивленно застыл с его шнеппером в руках, наблюдая, как Ул вытаскивает из-под гамака деревянный ящик, в котором начально угадывается походный этюдник живописца. Правда, внутри хранились не кисти и не масло, а различные горные породы, земля, трава и растения с двушки для шныровского боя. Все это было заботливо и по определенной системе разложено по полусотне подписанных отсеков.
Осторожно подняв этюдник, Ул вручил его Максу:
– Тебе!.. Советую не ронять!
Макс удивленно застыл, нянча на коленях ящик. Прежде у Ула и сосновой иголки из него было не допроситься. Нет, он, конечно, делился, но перед этим в лучшем стиле Кузепыча толкал речь, что свое нужно иметь. Фигуса с два он в следующий раз даст.
Афанасию достался набор новых скребниц и щеток для лошадей, которыми Ул так дорожил, что нередко носил с собой, чтобы в пегасне их не заиграли.
Родион, Макс и Афанасий переглядывались, не понимая, что за приступ щедрости нашел на Ула и не надо ли потрогать ему лоб на предмет жара? Тот же медвежонком топтался вокруг гамака, соображая, что можно еще отдать.
– Ну саперку и прочее – это уже сами разделите. Хотя саперка у меня сами знаете какая. Хоть брейся. Нерпь пока не отдаю. Шныровскую куртку тоже придержу, – говорил он, ни на кого не глядя и обращаясь к скелету лошади.
Скелет скалил зубы и словно издевался. Не выдержав его двусмысленной улыбки, Ул сорвал со стены рюкзак и стал беспорядочно набивать его вещами, которые забирал с собой. Макс, Афанасий и Родион молча наблюдали за ним. Как ни странно, но вопрос, которого Ул так боялся, задал не говорливый Афанасий, не злой на язык Родион, а Макс:
– Ты ч-ч-что? У-у-у-уходишь?
– Да, – сказал Ул.
– Пы-почему? Кы-куда? Ты ведь н-н-не… к-к… – начал Макс.