– Товарищ старший лейтенант, – по связи вмешался в разговор старший сержант Камнеломов, – он ко мне обращался с просьбой насчет трубки. Я разрешил. Не успел просто вам сообщить.
Я согласно кивнул, хотя Камнеломова глазами не видел, как, наверное, и он меня. Вот так и случаются всякие гадости, за которые потом бывает стыдно. Я уже собрался отругать Пашинцева и забрать его трубку до воскресного увольнения по возвращении в часть. А оказалось, что трубку рядовой взял с разрешения моего заместителя и по уважительной причине.
– Но вот что странно, товарищ старший лейтенант… Я недавно смотрел на трубку. Она у меня сигнал подала, что заряд кончился. Думал еще, не забыть сразу зарядить, когда вернемся. А сейчас она показывает полный заряд. Кресло, что ли, аккумуляторы заряжает?
Заговорив про аккумуляторы, Пашинцев напомнил мне, что я веду запись, и на «планшетнике» аккумулятор тоже не вечный. И все события я записать не смогу.
– Ладно, Виталий, продолжай… – поторопил я рядового.
– Короче говоря, я попробовал еще один вариант качелей – из стороны в сторону, а не вперед-назад. Еще в детстве думал, почему такие качели не делают. Кресло покачало меня. А потом я почувствовал со стороны шлема прямое давление на себя. Шлем заставлял меня спуститься на дно ущелья, опередив весь взвод. Это шлему нужно было обязательно, чтобы я взвод опередил. Чтобы один спустился. Не знаю, для чего. Но я не люблю в принципе, когда на меня так давят, и стал сопротивляться. И мысленно начал ощущать, как кресло делает круги над взводом и садится на землю. Кресло послушалось и село. Но село как-то сердито… И выбросило меня… Может быть, даже со злостью…
– Это все очень интересно, – сказал я и, сам того не ожидая, надел на голову вместо армейского шлем из кресла…
* * *
Вообще-то моя голова размеров на пять больше головы рядового Пашинцева. У него, наверное, самый распространенный пятьдесят седьмой размер головного убора, а у меня редкий шестьдесят второй. И мысль о том, что шлем на меня попросту не налезет, изначально в голове мелькнула. Но тут же оказалось, что шлем мне впору – не мал и не велик. Видимо, так он устроен и из такого, неизвестного мне, материала сделан, что на любую голову подходит. Даже на голову, в два раза большую, чем у рядового Пашинцева, как он уже рассказывал.
Я сам сразу не понял, что заставило меня надеть шлем. Потом сообразил, что это шлем, который я в руке держал, вложил в мою голову эту мысль. А оказавшись на голове, вложил и следующую, уже более настойчивую. Не долго думая, я пошел в сторону кресла, чтобы сесть в него и самому испытать то же, что испытал рядовой Пашинцев, и даже больше. Я намеревался поддаться желанию шлема и спуститься на дно ущелья, куда его звал шлем. И даже отдал приказ взводу следовать туда же. Только думал я при этом не о кресле, а о своем оставшемся дома мотоцикле, хотя он и слишком слабосильный, чтобы по таким горам без дороги бегать. Здесь нужен какой-нибудь мощный аппарат из семейства «Эндуро»